 Этот одновременно и романтический и трагичный роман длился без перерыва более двадцати лет, то есть в течение всей короткой жизни американского писателя Скотта Фицджеральда. Красивая и непредсказуемая Зелъда Сэйр была его «единственным богом» и творческой музой. Эту любовь, несмотря на причудливые повороты судьбы, оба пронесли до своих последних дней жизни.Их сблизил случай, тот самый случай, который полностью изменяет судьбу двух незаурядных личностей. Произошло это летом 1918 года в небольшом американском городке Монтгомери, штат Алабама. На одной из местных вечеринок Скотт Фицджеральд, младший лейтенант 67-го пехотного полка, познакомился с дочерью судьи штата 17-летней Зельдой Сэйр и влюбился в нее с первого взгляда. Сердце (именно сердце, поскольку разум в таких делах, как правило, не участвует) подсказало ему, что именно эта девушка – и никакая другая – может сделать его жизнь счастливой и необычной. Надо сказать, что ко времени этой встречи, ставшей поистине роковой, 22-летний Скотт уже имел некоторый жизненный и любовный (хотя и не очень удачный) опыт. Его отец, Эдвард Фицджеральд, принадлежал к древнему ирландскому аристократическому клану. Правда, ни гордая независимость предков, ни их воинственный темперамент ему не были свойственны. Эдвард, будучи явным неудачником, не сумел сберечь солидного состояния, оставленного ему отцом, и ко времени рождения Скотта почти ничего не осталось. Семья держалась на плаву только благодаря деду Фицджеральда по материнской линии, Макквилану, успешному предприимчивому дельцу, владельцу фирмы с оборотом более миллиона долларов в год. Для Эдварда и его жены Молли Макквилан он приобрел дом в приличном районе в городке Сен-Пол, штат Миннесота. Благодаря деньгам деда Скотт, родившийся 24 сентября 1896 года, спустя шестнадцать лет получил возможность учиться в одном из самых престижных американских университетов – Принстонском. Правда, с первых дней пребывания в университете Скотт решил, что учеба скучна и не стоит того, чтобы уделять ей особое внимание, поэтому первым делом он записался в футбольную команду, откуда его, впрочем, отчислили через две недели как неперспективного игрока. Однако вести ничем не примечательную жизнь послушного студента Скотт не пожелал. Честолюбивому юноше, который мечтал стать невероятно успешным человеком во всех областях жизни, необходимо было привлечь к себе внимание, доказать, что он лучше всех. Для этого у Скотта было единственное средство: писательство. Еще в школе, написав как-то детективный рассказ о шефе полицейского участка и поместив его в стенгазете, он на какое-то время приобрел популярность среди одноклассников, и теперь в Принстоне снова решил взяться за перо. Скотт публиковал свои юмористические рассказы в студенческих журналах, сочинял пьесы для принстонского театра, правда, полного удовлетворения ему это не приносило. Он также мечтал играть на сцене, однако педсовет Принстона не допускал неуспевающих студентов к театру. Не все складывалось благополучно и в личной жизни. Жинева Кинг, первая красавица Принстона, с которой у Фиццжеральда был страстный роман, оставила его, отдав предпочтение более солидному поклоннику. В конце концов Скотт впал в отчаяние и решил, что незачем терять время на учебу, а лучше прославиться на поле боя Первой мировой войны. Он бросил университет и в 1917 году ушел добровольцем в американскую армию. 21-летний Фицджеральд был уверен, что его тут же отправят на фронт, а там, конечно, убьют. На всякий случай он послал в издательство рукопись своего романа «Романтический эгоист». Однако ее вскоре вернули, а самого автора вместо фронта отправили в учебный лагерь «Шеридан» в уже упомянутом городке Монтгомери. Дочь судьи штата Алабама Зельда Сэйр была в Монтгомери личностью весьма примечательной. Яркую голубоглазую красавицу с «соколиным профилем» обожали многие студенты университетов Джорджии и Алабамы, соперничающие за честь быть ее кавалером. В юные годы Зельда занималась балетом, увлекалась плаванием, была в курсе современной моды и мало обращала внимания на наставления рассудительного и степенного отца. У нее на всю жизнь сохранился легкий акцент южанки и хорошие манеры, свойственные уроженкам американского Юга. Но при этом ни застенчивостью, ни сдержанностью, которыми так славились и так гордились южане, юная Зельда отнюдь не отличалась. Правила предписывали ей быть послушной и тихой, а она росла независимой, своенравной и не способной думать о ком-нибудь, кроме себя самой. Как-то, будучи еще девочкой и находясь под впечатлением подслушанной родительской беседы о финансах, она сочинила стишок, который тут же записала под собственным снимком: «Зачем всю жизнь работать и думать о деньгах? Займи немножко денег, потрать их и живи сейчас!» С Фицджеральдом Зельда познакомилась в год окончания колледжа, когда была признана самой красивой выпускницей города. Внешне привлекательный, стройный синеглазый Скотт тоже сразу понравился Зельде. Да и военная форма ему очень шла. Тем памятным летом влюбленные почти не расставались, и Скотт наконец предложил Зельде стать его женой. Правда, у семейства Сэйр перспектива такого союза вызвала мало восторга, и прежде всего, у папы-судьи, озабоченного тем, что этот красавчик-лейтенант не имел ни состояния, ни приличной профессии, да к тому же прослыл большим любителем пирушек. Засомневалась и мама Зельды, которая тоже рассуждала весьма трезво: да, Скотт красавец, но как он сможет обеспечить достойное существование ее девочки, имея такую ненадежную профессию, как писательство? Но что ни сделаешь ради любимой дочери. И родители скрепя сердце дали согласие на помолвку, правда, при условии, что свадьба состоится не раньше, чем Скотт, как минимум, устроится на приличную работу. Безумно влюбленный Фицджеральд уехал в Нью-Йорк, где поступил на службу в рекламное агентство при городской железной дороге. Кроме рекламных объявлений он писал юмористические рассказы, затем засел за роман. В начале 1920 года это первое большое произведение начинающего писателя было издано под названием «По эту сторону рая». Книга далась Скотту нелегко. «Заканчивая ее, я выжал себя до последней капли», – признавался он позже.
Успех романа «По эту сторону рая» превзошел все ожидания, сделав Фрэнсиса Скотта Фицджеральда не только знаменитым, но и богатым.
А Зельда все лето 1919 года провела на балах и в плавательных бассейнах, причем стала еще привлекательней и более раскрепощенной. Когда однажды ей показалось, что в купальном костюме неудобно нырять, она просто-напросто сняла его и прыгнула с вышки обнаженной. Мужчины Монтгомери готовы были биться об заклад, что ни одна девушка в истории штата не делала ничего подобного, и спешили пополнить ряды ее поклонников. Однако когда через пять месяцев стоического молчания от Скотта пришло письмо, в котором он сообщал, что любит ее по-прежнему и хотел бы приехать в Монтгомери с единственной целью – увидеть ее, Зельда ответила немедленно: «Приезжай! Я безумно рада, что мы встретимся, и я хочу этого, о чем ты, должно быть, знаешь!»
3 апреля 1920 года в соборе Святого Патрика в Нью-Йорке Скотт Фицджеральд и Зельда Сэйр наконец-то соединили свои судьбы. Родственники жениха и невесты не сочли нужным почтить свадебную церемонию своим присутствием. Впрочем, новобрачным не было до этого совершенно никакого дела. Венчание прошло быстро, ни приема, ни угощения, ни полагающихся в таких случаях торжеств устроено не было.
С первых же дней супружества стало очевидно, что браку Скотта и Зельды не угрожает ни скука, ни однообразие, ибо супруги с радостью ощутили, что понимают друг друга с полуслова. Они одинаково судили о жизни и людях, оба тяжело переживали минутные размолвки и всегда были готовы к примирению.
Медовый месяц их любви растянулся на долгие годы, и для Фицджеральда как для писателя этот период оказался лучшим временем жизни. Он написал несколько романов («Великий Гэтсби», «Ночь нежна», «Последний магнат»), ставших классикой американской литературы и принесших их создателю огромную популярность. Но главным романом его жизни по-прежнему была Зельда. Благодаря ей (в этом он сам не раз признавался) Фицджеральд постигал тайную суть женской души. Почти все женские образы его романов вобрали в себя те или иные черты характера и души его возлюбленной.
И все же, как оказалось, любое счастье относительно, особенно с такой женщиной, как Зельда. Она была отнюдь не из тех жен, которые способны обеспечить комфортное существование даже безмерно любящему ее мужчине. Вскоре после свадьбы Скотт выяснил, что его жена не умеет и не хочет ни готовить, ни стирать, ни поддерживать хотя бы элементарный порядок в доме. «Пойми, Скотт, я никогда ничего не смогу делать, потому что я слишком ленива, – честно призналась она ему. – Я не хочу славы. Единственное, чего я хочу, – это быть всегда очень молодой и ни за что не отвечать... и просто жить и быть счастливой».
А уж как хорошо провести время, эта женщина, всегда свежая, привлекательная, нарядно одетая и неистощимая на выдумки, знала и умела. Да и Фицджеральд готов был идти с ней хоть на край света. По словам одного из друзей семьи, он «растворился в Зельде и приобрел ее черты». Впрочем, некоторые думали иначе, считая, что «сложно определить, кто из них был заводилой. Они дополняли друг друга, словно джин и вермут в коктейле».
Молодые, красивые, лишенные всяких предрассудков, они заказывали обеды в дорогих ресторанах, до утра веселились в ночных клубах, без них, будь то в Нью-Йорке или в Париже, куда супруги часто ездили, не обходилась ни одна богемная вечеринка. Желала того Зельда или нет, но в любой компании она сразу же становилась центром внимания. Если ей было скучно, она могла на глазах у всех опрокинуть столик со сладостями или попросить музыкантов сыграть что-нибудь повеселее вальса или танго. Да и Фицджеральд не только не отставал от жены, но и стремился превзойти ее в неуемных фантазиях.
Разделы светской хроники стали, по сути, хроникой семейной жизни Фицджеральдов. Стиль этих публикаций был протокольно лаконичным и в то же время откровенно шокирующим: «Сегодня ночью мистер Фицджеральд с супругой предприняли необычную экскурсию по Манхэттену. Поймав такси на углу Бродвея и 42-й улицы, они сели в салон на заднее сиденье. Но уже в районе Пятой авеню им показалось, что так ехать неудобно, и, потребовав у водителя остановиться, они изменили свое положение: мистер Фицджеральд забрался на крышу машины, а миссис Фицджеральд – на ее капот. После чего приказали ехать дальше...»; «На днях общественность Нью-Йорка была искренне взволнована внезапным исчезновением четы Фицджеральд: покинув в субботу вечером свой особняк на Лонг-Айленде, дабы ехать в Манхэттен, они не появились там ни в воскресенье утром, ни в понедельник вечером, ни во вторник днем... Нашли их лишь в четверг утром в весьма сомнительном отеле в Нью-Джерси. И мистер Фицджеральд, и Зельда были не в состоянии припомнить, как они провели эти четыре дня, сколько выпили и как оказались в Нью-Джерси...»; «...Он разделся на спектакле "Скандалы" – остался практически без всего!..»; «...Она утром вышла из отеля "Плаза" в чем мать родила и стала купаться в фонтане...»; «...Он сбил с ног полисмена в Уэбстерхолле...» и так далее и тому подобное.
Самое поразительное состояло в том, что все эти сообщения были чистейшей правдой. Да, они прокатились верхом на такси – потому что им так захотелось. Да, Зельда искупалась в фонтане – потому что ей стало жарко. Да, Скотт почти догола разделся в театре только потому, что в тот момент таким было его желание. Слава прожигателей жизни их не смущала, поскольку оба были уверены: счастье – это полная свобода и нескончаемая радость.
И действительно, Фицджеральдами настолько все восторгались, что прощали им все, даже то, что другим вряд ли бы сошло с рук. Ведь красавец Скотт, который прекрасно одевался, носил элегантные шляпы, что было несвойственно писателям, и не имел распространенной среди литераторов привычки сутулиться, стал некоронованным королем для молодежи Америки, а эффектная Зельда с ее точеными формами – королевой.
Через год после свадьбы у молодых супругов родилась дочь, которую назвали в честь отца Франс Скотт, а среди домашних ее ласково звали Скотти. Что касалось воспитания дочери, то Зельда придерживалась принципа: «Я не хочу, чтобы она выросла серьезной, и не хочу, чтобы она стала великой. Пусть будет богата и счастлива, вот и все!» Наняв для Скотти няню, молодые родители вернулись в Нью-Йорк к прежней разгульной жизни – снимали дорогие номера в отелях, подолгу жили у моря. Зельда чуть не каждый день меняла платья, а ее муж выглядел, как английский денди.
Правда, временами Фицджеральду надоедал такой образ жизни, и его тянуло к рутинной писательской работе, особенно когда издательства стали возвращать ему рукописи как непригодные или платили меньше, чем раньше. Но, словно бы ревнуя мужа к его работе и славе, Зельда вновь и вновь возвращала его к беззаботной жизни. «Наша страсть, нежность и душевный пыл, все, что способно расти, растет – с верой, что их праздник никогда не кончится, – писала она. – И поскольку мы становимся старше и мудрее и строим наш замок любви на твердом основании, нами ничто не утрачено. Первый порыв не может продолжаться вечно, но порожденные им чувства еще так живы. Они подобны мыльным пузырям: они лопаются, но можно надуть еще и еще множество прекрасных пузырей...»
И все же время от времени эти пузыри лопались не так красиво. Однажды Зельда увлеклась, причем на глазах Скотта, молодым французским летчиком Эдуардом Жозаном (который, обезумев от любви к ней, даже выполнял фигуры высшего пилотажа прямо над их домом). Роман между ними, вероятно, не был серьезным, вряд ли Зельда и Жозан были любовниками. Но Фицджеральд в своей ревности дошел до того, что запер жену на месяц на вилле, не давая видеться с ее поклонником.
Несмотря на подобные эпизоды, малейшая опасность развода вынуждала Зельду отступать назад. «Не будь тебя, милый, я не смогла бы ни видеть, ни слышать, ни думать, ни чувствовать, ни жить, – говорит героиня одного из романов Фицджеральда, почти дословно воспроизводя покаянное письмо Зельды. – Я люблю тебя и больше никогда до конца нашей жизни не расстанусь с тобой ни на минуту. Когда тебя нет рядом, кажется, что рушится небосвод, исчезает красота...»
Другой мужчина, возможно, и усомнился бы в таких словах провинившейся жены, но только не Фицджеральд, прощавший любимой все. Дело даже доходило до того, что он принимал на работу только таких секретарш, которые ни в коей мере не могли бы затмить Зельду во всем, что касается привлекательности и образованности! И однажды, отвечая на вопрос – какая у него самая высокая мечта в жизни, Скотт не задумываясь ответил: «Так же любить Зельду, быть на ней женатым и написать самый известный в мире роман».
Вот только с творчеством у Фицджеральда с каждым годом возникало все больше проблем. Признанный когда-то лучшим писателем Америки, он временами вообще не мог написать ни строчки, а если и писал, то так, что сам иногда приходил в ужас, не говоря уже о поклонниках его таланта. Язвительный и порой завистливый Эрнест Хемингуэй, наблюдая за угасанием таланта своего сотоварища, высказал о цем суровые, но во многом справедливые слова: «Его талант был таким же естественным, как узор из пыльцы на крыльях бабочки... Позднее он понял, что крылья его повреждены, и понял, как они устроены... но летать больше не мог». И впрямь, тот образ жизни, который вел Фицджеральд, его неутолимая любовь к единственной и неповторимой женщине рано или поздно должны были иметь драматические последствия.
Не все обстояло благополучно и с Зельдой. После тридцати лет она начала быстро стареть, да и поведение ее становилось все более неадекватным. Между прочим, зачатки безумия Зельды Фицджеральд мог бы заметить и раньше, если бы не их общий образ жизни, при котором странности в поведении являлись чуть ли не нормой. Разве сам Скотт, стоя на подоконнике раскрытого окна, не обещал Джеймсу Джойсу, что сейчас прыгнет вниз, потому что Джойс написал «Улисс» – книгу, самую великую из великих? И разве не он как-то устроил отвратительный погром в полицейском участке Канн?
В августе 1925 года, после того как Зельда бросилась вниз с лестницы в одном из известных ресторанов, о состоянии ее психики заговорил весь Париж. В тот злополучный вечер Фицджеральд, заметив за соседним столиком Айседору Дункан, решил подойти к ней. Как только он встал, Зельда тоже вскочила, направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, дошла до середины – и бросилась вниз. Перепуганные посетители были уверены, что она погибла, сломав себе позвоночник. Но Зельде необыкновенно повезло, она отделалась одним-единственным ушибом.
Чуть позже в Голливуде Зельда приревновала своего мужа к 18-летней начинающей актрисе Луис Моран. Скотт и в самом деле увлекся ею, но не настолько, чтобы опасаться за семейную жизнь. А Зельда восприняла увлечение мужа чуть ли не как трагедию. Заставив его пренебречь выгодным контрактом, она немедленно увезла его из Голливуда. В поезде Зельда устроила настоящую истерику и в порыве ярости даже выбросила в окно платиновые часы с бриллиантами, которые Скотт подарил ей 10 лет назад.
После этого случая признаки психической неуравновешенности стали проявляться еще очевиднее. То она вдруг полностью отказалась от еды, решив таким образом похудеть. То как-то раз с таинственным видом сообщила Скотту, что их старые друзья хотят всех убить: и ее, и его, и их дочку Скотта. Затем объявила, что не хочет двигаться – ни ходить, ни шевелить руками, ни даже поднимать брови. Она будет только сидеть и слушать разные голоса, например о том, как разговаривают лилии в саду. В другой раз Зельда сложила все свои платья в ванну и устроила из них костер. А однажды во время бешеной езды на автомобиле она чуть было не упала в пропасть.
Все это привело к тому, что в апреле 1930 года Зельду Фицджеральд поместили в швейцарскую клинику для душевнобольных с диагнозом «шизофрения», поставленным известным психиатром Оскаром Форелом. Далее последовал целый букет болезней: «мания преследования», «нервная экзема», «маниакально-депрессивный психоз». Менялись только адреса психиатрических лечебниц, пациенткой которых теперь стала миссис Фицджеральд, – больница в Балтиморе, госпиталь в Северной Каролине, клиника в Эшвиле.
Пребывая на лечении, Зельда тем не менее тревожилась о том, что Фицджеральд, занятый написанием сценариев в Голливуде, «постоянно находится в толпе красивых женщин». Но не так ревность одолевала ее, как мучительное чувство разъединенности. «Мой любимый, ненаглядный... – писала она мужу, проявляя удивительную ясность ума и чувств. – Мне так грустно оттого, что я превратилась в ничто, в пустую скорлупу. Мысль об усилиях, которые ты прилагаешь ради меня... была бы невыносима любому, кроме, разве, бездушной машины... Твоя доброта ко мне не знает пределов. Поэтому сейчас я могу сказать одно: в моем сердце, во всей моей жизни не было более дорогого существа, чем ты... Я люблю тебя!»
Да и сам Фицджеральд, как и раньше, не мог жить без Зельды. Оставив дочь Скотти на попечении гувернантки в Париже, несмотря на занятость, он старался быть поближе к жене, селился в отелях неподалеку от клиник, где она лечилась, постоянно вел переписку с докторами. Какое-то время Фрэнсис надеялся, что болезнь Зельды пройдет сама собой, и даже пробовал забирать ее из больницы. Одно время он пытался уверить себя, что причина безумия жены кроется в нарушении обмена веществ, вызванном ее изнурительными диетами, что ее организму просто не хватает или соли, или железа, или какого-нибудь другого вещества. Мучительно сомневался – не он ли является причиной ее сумасшествия?.. Безумная, с нервной экземой, покрывшей ее лицо ужасными струпьями, выкрикивающая страшные проклятия, полные ненависти, Зельда по-прежнему оставалась для Фицджеральда единственной любимой женщиной. Он постоянно говорил о ней со знакомыми, а то и просто случайными собеседниками, рассказывал о том, как был счастлив с ней, и даже давал читать любовные письма жены. «Какая прелесть сидеть с ней часами, когда она склоняет свою голову ко мне на плечо, – писал он в дневнике после очередного посещения Зельды, – и чувствовать, что я всегда был, даже сейчас, ближе ей, чем кто-либо другой на свете...»
Фицджеральд не забывал Зельду и тогда, когда в его жизни появлялись другие женщины. Они, конечно, появлялись, поскольку все еще статный и красивый сорокалетний Скотт продолжал привлекать к себе всеобщее внимание.
Последние три года жизни рядом с Фицджеральдом была английская журналистка Шейла Грехэм, молодая, привлекательная и довольно обеспеченная женщина, жившая и работавшая в Голливуде. Она предлагала ему начать новую жизнь, в которой не будет ни хронического безденежья, ни хронического безумия. А он ей отвечал, что не может принять предложенную ему другую судьбу, потому что есть Зельда, которую с реальностью связывает только он, Скотт. И если он оборвет эту связь, она навсегда рухнет в темную пропасть.
В конце жизни Фицджеральд, не привыкший сдаваться, все еще пытался бороться с судьбой. Необыкновенным усилием воли он смог отказаться от безудержного пьянства и начал писать роман под названием «Последний магнат», который, если бы он был завершен, возможно, и стал бы его «самым известным в мире романом». Но именно в то время, когда писатель начал выходить из мучительного творческого кризиса, наступила трагическая развязка. 20 декабря 1940 года Фрэнсис Скотт Фицджеральд, штатный сценарист Голливуда и известный в прошлом писатель, скоропостижно скончался от обширного инфаркта.
Зельда пережила Скотта на восемь лет. Почти не выходя из клиники, она пыталась писать рассказы, рисовать. Иногда ее видели прогуливающейся в длинном темном платье с Библией в руке. В 1948 году состояние здоровья Зельды немного улучшилось, и она на несколько дней приехала из лечебницы навестить родных в Монтгомери. А на вокзале, возвращаясь в клинику, она вдруг тихо сказала миссис Сэйр: «Не волнуйся, мама! Я не боюсь умереть. Скотт говорит, это совсем не страшно...»
Через несколько дней после ее приезда на территории психиатрического госпиталя Хайленд в Эшвиле случился пожар. В числе других девяти пациентов в огне погибла и Зельда Фицджеральд.
Давно подмечено, что обыкновенная любовь – это чаще всего радость; огромная любовь нередко завершается драмой, а любовь безмерная – это почти всегда трагедия. К счастью или несчастью, и Скотту Фицджеральду, и Зельде Сэйр довелось испытать все грани трагичной любви.
© Fammeo.ru Все права защищены.
Читайте также:
|
