инклюзивные институты что это

Экстрактивные и инклюзивные экономические институты

Экстрактивные и инклюзивные экономические институты

Экономический успех той или иной страны зависит от институтов — правил, по которым работает ее экономика, — и стимулов, которые получают ее граждане. Сравните подростков в Южной и Северной Корее: чего они ждут от жизни? Подростки на севере растут в бедности, без представления о том, что такое предпринимательство, наконец, без образования, которое могло бы подготовить их к квалифицированному труду. Большая часть образования, которое они получают в школе, — чистая пропаганда, предназначенная для того, чтобы как-то подкрепить легитимность политического режима; у них не так много книг, а тем более — компьютеров. После окончания школы каждый обязательно должен идти в армию, и срок службы составляет десять лет. Хотя для того, чтобы выжить, им приходится заниматься нелегальными экономическими операциями, эти подростки знают, что у них никогда не будет права частной собственности, возможности начать бизнес и разбогатеть. Точно так же они знают, что у них никогда не будет легальной возможности использовать свои способности, чтобы заработать на покупку товаров и услуг, которые им необходимы или о которых они мечтают. Они даже не могут быть уверены в том, останутся ли у них хоть какие-то личные права.

Подростки на юге получают отличное образование, а экономические стимулы подталкивают их к тому, чтобы усердно работать и преуспевать в выбранной специальности. Южная Корея — это рыночная экономика, построенная на частной собственности. Южнокорейские подростки знают, что, если они будут успешными предпринимателями или наемными профессионалами, они смогут воспользоваться плодами своих усилий, повысить свой уровень жизни, купить дом, машину и получить качественные медицинские услуги.

На юге государство поддерживает рост экономики. Это помогает предпринимателям получать ссуды в банках и занимать деньги на бирже; иностранные компании могут устанавливать партнерские отношения с южнокорейскими фирмами; даже отдельным гражданам проще получить ипотечный кредит на покупку дома. На юге, в общем и целом, вы вправе открыть любой бизнес, какой захотите, но на севере это совсем не так. На юге вы можете нанимать работников, продавать свои товары и услуги на свободном рынке и на нем же покупать все, что вам захочется, — а на севере существует только черный рынок. Таковы институты, определяющие жизнь в Южной и Северной Корее.

Экономические институты, подобные тем, что существуют в США или Южной Корее, мы назовем инклюзивными.[14] Они разрешают и, более того, стимулируют участие больших групп населения в экономической активности, а это позволяет наилучшим образом использовать их таланты и навыки, при этом оставляя право выбора — где именно работать и что именно покупать — за каждым отдельным человеком. Частью инклюзивных институтов обязательно являются защищенные права частной собственности, беспристрастная система правосудия и равные возможности для участия всех граждан в экономической активности; эти институты должны также обеспечивать свободный вход на рынок для новых компаний и свободный выбор профессии и карьеры для всех граждан.

Различия между севером и югом Кореи или между США и Латинской Америкой иллюстрируют фундаментальный принцип. Инклюзивные институты способствуют экономическому росту, повышению производительности труда и процветанию. Защищенные права частной собственности являются их центральным элементом потому, что только те, чьи права собственности защищены, будут готовы инвестировать и повышать производительность труда. Бизнесмен, который предполагает, что все, что он сможет заработать, украдут, экспроприируют или обложат непосильным налогом, не имеет стимулов к работе, не говоря уже об инвестициях и инновациях. Но важно, однако, чтобы права собственности были защищены не только у экономической элиты, а и у широких слоев населения.

В 1680 году английское правительство провело перепись населения своих колоний на острове Барбадос в Вест-Индии. Выяснилось, что в колонии живут около 60 тысяч человек, из которых почти 39 тысяч были африканскими рабами, а оставшаяся треть населения, соответственно, рабовладельцами. Большей частью рабов владели всего 175 крупнейших сахарных плантаторов, им же принадлежала большая часть земли. Их право частной собственности — как на землю, так и на рабов — было отлично защищено. Если один плантатор хотел продать рабов другому, он мог рассчитывать на то, что условия купчей, как и любого другого подписанного ими договора, будут строго соблюдаться. Почему? Дело в том, что из сорока судей и мировых судей на острове двадцать девять сами являлись крупными плантаторами. Кроме того, все восемь высших армейских чинов гарнизона острова тоже были плантаторами. Несмотря на то, что права частной собственности этой элиты были отлично защищены, на Барбадосе не существовало инклюзивных экономических институтов: две трети его населения составляли рабы, не имевшие доступа ни к образованию, ни возможности заниматься предпринимательством; у них отсутствовали даже стимулы для того, чтобы усердно работать и развивать свои врожденные таланты. Инклюзивные экономические институты требуют, чтобы доступом к участию в экономической активности и защитой прав собственности пользовались различные слои общества, а не только элита.

Защита прав собственности (и вообще судебная система), общественные блага, свобода контрактов и торговли — все это зависит от государства, то есть институции, которая может применить силу для установления порядка, предотвращения хищения и мошенничества и, наконец, для принуждения к исполнению контрактов, заключенных частными лицами и компаниями. Чтобы успешно функционировать, обществу нужны и другие общественные блага: дороги, транспортная система и другая инфраструктура, которая позволит развиваться торговле; правовая система и регулирование экономической активности, которые помогут предотвратить злоупотребления. Хотя многие из этих благ могут быть созданы и частными компаниями, уровень координации, необходимый в масштабе целой страны, так высок, что часто нет иной возможности, кроме как делегировать функции по их производству государству. Государство, таким образом, неизбежно переплетено с экономикой, поскольку в его функции входит обеспечение правопорядка, защиты частной собственности и исполнения контрактов, а зачастую и производство и предоставление ключевых общественных благ. Инклюзивные экономические институты нуждаются в государстве и используют его.

Экономические институты Северной Кореи или колоний в Латинской Америке — такие как мита, энкомьендо и «управление товарами» (repartimento), которые мы описали ранее, — не обладают нужными качествами. Частная собственность в Северной Корее просто отсутствует. В Латинской Америке частной собственностью могли владеть испанцы; собственность же местного населения была совершенно незащищенной. Ни в Северной Корее, ни в колониальной Латинской Америке у широких слоев населения не было возможности принимать экономические решения исходя из своих собственных желаний и предпочтений; наоборот, они стали жертвами жестокого принуждения. В Северной Корее государство построило образовательную систему, которая направлена только на промывание мозгов и пропаганду; однако предотвратить массовый голод государство не смогло. В Латинской Америке колониальная администрация была занята тем, что принуждала местное население работать почти бесплатно. Ни здесь, ни там не существовало ни независимой правовой системы, ни равных возможностей для всех. В Северной Корее правовая система является всего лишь одним из инструментов в руках коммунистической партии; в Латинской Америке она в основном использовалась для того, чтобы поддерживать дискриминацию коренного населения. Мы называем подобные институты — те, которые имеют свойства, противоположные инклюзивным, — экстрактивными институтами.[15] Экстрактивными — то есть направленными на то, чтобы выжать максимальный доход из эксплуатации одной части общества и направить его на обогащение другой части.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Читайте также

Общественные институты

Общественные институты Все ту же смесь гуманизма и строгого контроля мы видим в первых попытках создания новых институтов для зависимых членов общества и тех, кто представлял собой «отклонение от нормы». В воспитании и образовании молодежи, наказании преступников и

Глава IV Почему почти вся Европа имела совершенно одинаковые институты власти и почему эти институты повсеместно пали

Глава IV Почему почти вся Европа имела совершенно одинаковые институты власти и почему эти институты повсеместно пали Народы, которые ниспровергли Римскую империю и из которых в конечном счете сложились современные нации, различались расой, происхождением, языком; они

Международные институты

Международные институты Если стратегическое сдерживание (применяемое выборочно и благоразумно) является ключевым условием американской стратегии по осуществлению перехода к мультиполярному миру, то социально-политические институты — ключевые средства для

Институты Иностранных Дел

Институты Иностранных Дел Большие люди, как правило не сходились во мнении по поводу того, какие окончательные формы будет иметь единая мировая империя. Апатичный и шепелявящий мистер Бальфур, например считал, что мировое правительство должно быть еврейским. Отсюда

ЭКОНОМИКА И СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ

ЭКОНОМИКА И СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ По своему социально-экономическому укладу и традициям империя персидских царей отличалась большим разнообразием. В нее входили области Малой Азии, Элам, Вавилония, Сирия, Финикия и Египет, которые задолго до возникновения государства

VIII. ЛЮДИ И ИНСТИТУТЫ

VIII. ЛЮДИ И ИНСТИТУТЫ Гвидо, Ламберт и Гуго. — Столица. — Графы дворца и маркграфы. — Советники. — Королевская ассамблея. — Пожалования и привилегии: имущество короны и частные владения. — Королевская администрация. — Войско. — Международные отношения. — Придворная

VIII. ЛЮДИ И ИНСТИТУТЫ

VIII. ЛЮДИ И ИНСТИТУТЫ 1. G. Fasoli. Op. cit. P. 216.

Институты власти в Венеции

Институты власти в Венеции Государственная организация Венеции основывалась, во-первых, на функциональном различии институтов власти (это было типично для всех коммунальных республик), во-вторых — на значительно более оформленном различении властных органов от

Как меняются институты

Как меняются институты Но возможно ли это? Не правы ли те, кто придерживается консервативной позиции о неизменности институциональной матрицы определенного этноса, определенной культуры, в конечном счете отвергающей все попытки нововведений?Мы имеем тысячи примеров,

4. Институты и конституции

4. Институты и конституции Третейские процедуры потребовали установления коммуникации между кантонами, а также определенного минимума совместных решений еще перед обретением совместно управляемых территорий. Решавшие эти задачи собрания, которые назывались

Экстрактивные и инклюзивные политические институты

Экстрактивные и инклюзивные политические институты Все экономические институты созданы обществом. Например, экономические институты Северной Кореи были навязаны стране коммунистами, которые пришли к власти в стране в 1940-е годы, а конкистадоры навязали экономические

Как появляются инклюзивные политические институты

Как появляются инклюзивные политические институты Англия была первой страной, которая смогла совершить прорыв и добиться устойчивого экономического роста в XVII веке. Масштабным сдвигам в английской экономике предшествовали английские революции, которые изменили

Источник

Неэргодическая экономика

Изучение широкого спектра проблем экономики

Концепция инклюзивных институтов и ее приложения

1. Введение: системный взгляд на историю

Сегодня все большую популярность приобретает концепция инклюзивных институтов (КИИ), подробно раскрытая в работе (Аджемоглу, Робинсон, 2015а). Данную книгу можно считать эпохальной, т.к. в ней делается уникальная попытка пересмотреть и переосмыслить всю мировую историю на основе единой теоретической схемы. Надо признать, что поставленная грандиозная задача в целом решена авторами успешно. В связи с этим неудивительно, что новая теория уже получила отклик в отечественной периодике, включая обстоятельные рецензии на этот монументальный труд (Заостровцев, 2014). Тем не менее, разговор об инклюзивных институтах никак нельзя считать исчерпанным, а многие вопросы нуждаются, по крайней мере, в детальном обсуждении.

В предисловии к книге, написанном А.Б.Чубайсом, справедливо говорится, что проблема, вынесенная в название бестселлера, может считаться вершиной экономического знания. Действительно, авторы замахнулись на научную сверхзадачу, не ограничиваясь узкими темами своих профессиональных интересов. При этом характерно, что подобная книга могла сложиться только благодаря удачному соединению усилий известного макроэкономиста – Дарона Аджемоглу – и практикующего политолога – Джеймса Робинсона. Вся их теория есть не что иное, как синтез принципов экономики и политологии. Заметим попутно, что авторы подготовили и более академичный труд (Аджемоглу, Робинсон, 2015б), наполненный моделями и математическими приложениями. Вместе с тем они не впали в традиционную крайность мейнстрима – нагромождение и анализ сложных моделей. Как справедливо отметил Т.Пикетти, «экономическая наука так и не избавилась от детского пристрастия к математике…, которое препятствует историческим исследованиям и сближению экономики с другими социальными науками… Слишком часто экономистов волнуют в первую очередь мелкие математические задачи, которые, кроме них, никому не интересны…» (Пикетти, 2016, с.50). Д.Аджемоглу и Дж.Робинсон удачно избежали этого традиционного порока экономистов и вышли на качественно иной уровень осмысления и обобщения исторических траекторий.

Залогом успеха у широкой аудитории читателей является избранный авторами стиль изложения своих идей. Этот стиль можно назвать методом стилизованных исторических примеров. Каждый тезис в книге иллюстрируется и поясняется на конкретном историческом примере, который авторами сознательно очищен от лишних деталей и позволяет увидеть суть обсуждаемой проблемы. В литературе уже указывалось на возможности метода стилизованных примеров для распознавания новых трендов и изучения будущего (Балацкий, 2015б), а Д.Аджемоглу и Дж.Робинсон продемонстрировали его плодотворность при изучении исторической ретроспективы.

Вместе с тем, несмотря на все достоинства новой теории, не все трактовки и интерпретации ее авторов безупречны; многие из них искаженно и даже принципиально неверно воспроизводят реальность. Во многом эти ошибки связаны с широчайшим охватом географии исторических событий – не удивительно, что авторы могут недопонимать специфику некоторых анализируемых ими стран. В связи с этим имеет смысл не только еще раз изложить смысл и детали новой концепции, но и обсудить по ходу дела ее спорные моменты. В этом и состоит задача данной статьи.

Оговоримся, что мы не будем делать акцент на масштабной критике новой концепции. Это уже отчасти было сделано в работах (Арсланов, 2016а; Арсланов, 2016б), где справедливо отмечалась монокаузальность КИИ. Мы ограничимся лишь небольшой правкой новой теории с учетом замеченных недостатков. Более того, мы полагаем, что монокаузальность КИИ следует воспринимать не как недостаток, а как достоинство, ибо это позволяет достичь той простоты, когда аналитическая схема становится максимально выпуклой и операциональной. При этом оговоримся, что ставшее традиционным противопоставление географического и институционального факторов отнюдь не фатально и может быть решено путем увязывания их в рамках единой логической цепочки. Например, нынешнее состояние Исландии, которая может служить образцом европейской демократии, базируется на построенных в ней инклюзивных институтах. Однако сами эти институты во многом являются следствием географической специфики страны – на протяжении всей истории в ней так и не сложился абсолютизм; чрезмерная концентрация власти и богатства в руках какого-либо человека заканчивалась его банальным убийством. Суровый северный климат, небольшое население и ограниченность всех жизненных благ предполагала их равномерное распределение между членами общины и взаимопомощь; чрезмерное обогащение одних почти автоматически обрекало на гибель других, что и инициировало жесткие действия по ограничению роста социального неравенства. Однако такая роль географического фактора не меняет того, что траектория развития Исландии последних столетий формировалась в рамках инклюзивных институтов.

2. Инклюзивные и экстрактивные институты

Основными категориями новой теории являются понятия инклюзивных и экстрактивных институтов. Под инклюзивными понимаются такие институты, которые разрешают и стимулируют участие больших групп населения в экономической активности, что в свою очередь позволяет наилучшим образом использовать их таланты и навыки на базе свободы выбора того, где работать и что покупать. Иными словами, инклюзивные институты (ИИ) обеспечивают вовлечение в экономический круговорот широких масс и, соответственно, большого объема человеческого капитала. Под экстрактивными понимаются институты, которые направлены на то, чтобы выжать максимальный доход из эксплуатации одной части общества и направить его на обогащение другой части. Иными словами, экстрактивные институты (ЭИ) ограничивают участие масс в экономическом круговороте и отводят им место эксплуатируемой социальной группы, не способной продуктивно использовать имеющейся у нее человеческий капитал.

Введение в рассмотрение двух типов институтов почти автоматически решает загадку богатства народов. ИИ запускают цикл по созданию и эффективному приложению человеческого капитала, что продуцирует инновации и новые технологии, а это в свою очередь ведет к росту эффективности производства, более активному экономическому росту и возрастанию общественного благосостояния. Более высокий уровень жизни и более демократичные институты взаимодействия экономических агентов ведут к постоянному переосмыслению и совершенствованию существующих институтов, делая их еще более инклюзивными (рис.1). Соответственно появление и устойчивое функционирование ИИ ведет общество к обогащению и процветанию, а ЭИ, сковывающих творческую энергию масс, – к постепенному обнищанию.

На первый взгляд, введенные понятия являются почти самоочевидными и выстраиваемая на их основе теория также вполне разумна и убедительна. Однако на практике возникают две большие проблемы.

Первая – генетическая – проблема состоит в том, что наблюдения показывают следующее: очень немного стран в мире добились пресловутого процветания. Это означает, что ЭИ повсеместно доминируют и не желают уступать свои позиции прогрессивным ИИ. Иначе говоря, ЭИ – это естественное, почти природное состояние общества, а за инклюзивные институты надо отчаянно бороться. Можно выразить это и таким образом: захват государственной власти группой жестокосердных субъектов (элитой), беспощадно эксплуатирующих остальную часть населения (массы), является нормой общественной жизни, тогда как любое отклонение от этого сценария следует воспринимать в качестве счастливого исключения из правила. И это действительно так. В связи с этим необходимо тонкое достраивание теории, которое позволило бы понять нюансы процесса построения эффективных ИИ.

Вторая – методологическая – проблема состоит в том, что на содержательном уровне введенные понятия ИИ и ЭИ вполне понятны и операциональны, однако при идентификации институтов конкретной страны в определенный период времени нужно иметь более ясные критерии и определения. Например, какие институты сегодня доминируют в Китае – экстрактивные или инклюзивные? Можно задать и более сложный вопрос о степени инклюзивности. Например, в какой стране институты являются более инклюзивными – в США или в Канаде? Для ответа на поставленные вопросы необходимо формальное определение ИИ и ЭИ. К сожалению, Д.Аджемоглу и Дж.Робинсон не дают никаких зацепок к более четкому измерению феноменов экстрактивности и инклюзивности.

Как оказывается, феномен эффективности институтов, в том числе их экстрактивности и инклюзивности, можно поставить на количественную основу. В частности, весьма плодотворным является политологический подход Д.Дзоло, который исходит из того, что политический процесс носит противоречивый характер и представляет собой тонкую балансировку полярных ценностей – личной безопасности и свободы, защиты политического режима и поддержания социального разнообразия, эффективности управления и соблюдения прав человека, и т.п. (Дзоло, 2010). Исходя из этого в работе (Балацкий, Екимова, 2016) был предложен базовый индекс институционального развития, который совмещает в себе индекс гарантий (Г) и индекс свободы (С) [1]. Отталкиваясь от этой конструкции, можно дать более строгое определение ИИ и ЭИ.

Для этого рассмотрим два общественных класса – элиту и массы. Тогда инклюзивными являются институты, в которых представители элиты и масс имеют уровень политических, экономических и социальных гарантий и свобод больше некоего критического уровня: Г_Э>Г*; С_Э>С*; Г_М>Г*; С_М>С*, где Э и М – индексы элиты и масс соответственно; звездочкой обозначена нижняя граница свобод и гарантий. Тогда экстрактивными являются институты, в которых представители элиты имеют уровень политических, экономических и социальных гарантий и свобод больше некоего критического уровня, а представители масс – меньше этого уровня: Г_Э>Г*; С_Э>С*; Г_М Г_Э>Г*; С**>С_Э>С*; Г**>Г_М>Г*; С**>С_М>С*, где звездочками обозначены нижняя и верхняя границы свобод и гарантий. Несложно видеть, что если для масс большее значение имеет нижняя граница, то для элит – верхняя. Так, если массы не имеют минимальных свобод и гарантий, то это ЭИ. Однако если элиты имеют чрезмерно много свобод и гарантий, то это тоже признак ЭИ. Кстати говоря, ловушка преждевременной инклюзивности, о которой говорит А.Чубайс, объясняется именно дисбалансом между гарантиями и свободами масс и элит.

9. Прикладное значение теории инклюзивных институтов

Несмотря на все изящество и содержательность КИИ, ее прогностические способности не следует переоценивать. Это связано со слабой верифицируемостью основных понятий и рукотворным характером истории. В связи с этим дать конкретные прогнозы будущих успехов и неудач для разных стран с помощью КИИ невозможно. Тем не менее наличие двух институциональных режимов позволяет, по мнению Д.Аджемоглу, объяснить все тренды последнего столетия; более того, именно борьба этих двух типов институтов предопределит тренды последующего столетия (Паласиос-Уэрта, 2016).

В этом смысле КИИ дает возможность анализа глобальных вызовов и проблем, стоящих перед разными странами. Здесь самым интересным представляется вывод относительно Китая и России. В данный момент элиты этих стран предпринимают титанические усилия по обеспечению экономического роста. Однако КИИ выносит свой вердикт: сколь бы ни были впечатляющими успехи стран с ЭИ, все равно они будут временными и рано или поздно сменятся технологической депрессией (Паласиос-Уэрта, 2016).

С таким прогнозом не следует спорить, к нему стоит прислушаться. Дело в том, что в недавнем прошлом Россия уже потерпела несколько крупных технологических фиаско. Полностью провалилась доктрина инновационной экономики, инициированная Д.А.Медведевым; провалилась доктрина реиндустриализации страны и создания высокотехнологичных рабочих мест, инициированная В.В.Путиным. Сегодня пробуксовывает доктрина глобального импортозамещения, возникшая как ответ на международные санкции. В стране нарастает глобальная бюрократизация всех сторон жизни общества. Все эти факты говорят о том, что в условиях жесткой вертикали власти запустить технологический прогресс действительно оказывается проблематично. По всей вероятности, власть должна будет в перспективе пожертвовать определенным объемом экстрактивности, чтобы вывести экономику на траекторию активного роста.

Одним из классических проявлений ЭИ является длительное пребывание политического деятеля на высшем государственном посту. В современном мире предельный срок такого пребывания у руля страны ограничен восемью годами. Россия уже сегодня превысила эти нормы и не просматривается эффективной смены руководителя государства. Эту проблему также придется решать; в противном случае прогнозы КИИ могут сбыться, а это означает сползание России на периферию мировой политики и экономики.

10. Заключение

Запад с его прогрессивными ИИ предложил миру очередную научную новинку – КИИ. В новой теории просматривается определенная идеологическая ангажированность и тенденциозность. Авторы всячески расхваливают колыбель капитализма – Великобританию – и венец современного капитализма – США. Именно ИИ этих стран выступают в качестве образцов для остальных народов и государств. При этом прошлые и современные проблемы этих стран опускаются, хотя известно, что они не менее масштабны, чем во многих развивающихся экономиках. Наверное, по этому поводу будут вестись дискуссии для выработки более взвешенной позиции. Однако в целом КИИ дает прекрасный рабочий инструмент для анализа текущих проблем стран с недостаточно эффективными институтами. Причем этот инструмент позволяет не только понять слабые моменты в институциональном развитии страны, но и определить зоны, в которые следует внести институциональные поправки. При определенном уточнении и совершенствовании КИИ может стать важной вехой в понимании закономерностей развития человеческой цивилизации.

Разумеется, сегодня есть альтернативы КИИ, например, структурно-динамическая теория, основанная на современной теории сложности (Быков, 2008). Данная теория также довольно успешно объясняет возникновение политических и экономических кризисов, однако она не способствует понимаю эффекта богатства нации и ее процветания. В этом смысле КИИ является более предпочтительной теоретической конструкцией. Время покажет, насколько долго продлится такое положение дел.

Литература

Аджемоглу Д., Робинсон Дж. (2015 а ) Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты. М.: Издательство АСТ. – 693 с.

Асемоглу Д., Робинсон Дж. (2015 б ) Экономические истоки диктатуры и демократии. М.: Изд. дом Высшей школы экономики. – 512 с.

Арсланов В.В. (2016 а ) «Инклюзивные институты» – основной фактор устойчивого роста? Статья 1// «Общественные науки и современность», №4. С.

Арсланов В.В. (2016 б ) «Инклюзивные институты» – основной фактор устойчивого роста? Статья 2// «Общественные науки и современность», №5. С.

Балацкий Е.В. (2013) Новые характеристики глобального капитализма// «Общество и экономика», №3. С.59–80.

Балацкий Е.В. (2015 а ) Концепция антихрупкости социальных систем и ее приложения// «Общественные науки и современность», №6. С.116–130.

Балацкий Е.В. (2015 б ) Управленческие парадоксы реформ в университетском секторе// «Журнал Новой экономической ассоциации», №2(26). С.124–149.

Балацкий Е.В., Екимова Н.А. (2016) Оценка институционального развития России. М.: «Перо». – 263 с.

Дзоло Д. (2010) Демократия и сложность: реалистический подход. М.: Изд. дом ВШЭ. – 320 с.

Житнухин А.П. (2014) Леонид Шебаршин. Судьба и трагедия последнего руководителя советской разведки. М.: Молодая гвардия. – 237 с.

Заостровцев А.П. (2014) История по Асемоглу–Робинсону: институты, развитие и пределы авторитарного роста// «Общественные науки и современность», №3. С.32–43.

Кузнецова Р.В. (2016) Курчатов. М.: Молодая гвардия. – 431 с.

Норт Д., Уоллис Дж., Уэбб С., Вайнгаст Б. (2012) В тени насилия: уроки для обществ с ограниченным доступом к политической и экономической деятельности. Докл. к XIII апрельской международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества, Москва, 3–5 апр. 2012 г. М.: Изд. дом Высшей школы экономики. – 48 с.

Паласиос-Уэрта И. (ред.) (2016) Через 100 лет: ведущие экономисты предсказывают будущее. М.: Изд-во Института Гайдара. – 304 с.

Пикетти Т. (2016) Капитал в XXI веке. М.: Ад Маргинем Пресс. – 592 с.

Плискевич Н.М. (2013 а ) Возможности трансформации в России и концепция Норта–Уоллиса–Вайнгаста. Статья 1. Срывы модернизации: вчера и сегодня// «Общественные науки и современность», №5. С.37–50.

Плискевич Н.М. (2013 б ) Возможности трансформации в России и концепция Норта–Уоллиса–Вайнгаста. Статья 2. Пороговые условия перехода// «Общественные науки и современность», №6. С.45–60.

Плискевич Н.М. (2014) Трансформация системы «власти-собственности» в России: региональный аспект. М.: Институт экономики РАН. – 50 с.

Полтерович В.М. (1999) Институциональные ловушки и экономические реформы// «Экономика и математические методы», Т.35, №2. С.1–37.

Полтерович В.М. (2007) Элементы теории реформ. М.: Издательство «Экономика». – 447 с.

Талеб Н.Н. (2014) Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус. – 768 с.

Талеб Н.Н. (2011) Одураченные случайностью. Скрытая роль шанса в бизнесе и жизни. М.: Манн. Иванов и Фербер. – 320 с.

Талеб Н.Н. (2009) Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. М.: КоЛибри. – 528 с.

[1] В данном случае мы абстрагируемся от того, каким образом вычисляются соответствующие индексы; для нас важно другое – принципиальная возможность соответствующих вычислений и вытекающие из этого выводы.

[2] Мы оставляем в стороне вопрос частных оценок эффективности институтов, даваемых многочисленными аналитическими компаниями (Балацкий, Екимова, 2016). Для простоты мы отталкиваемся от агрегированных оценок гарантий и свобод.

[3] Некоторые важные расхождения в ТН и КИИ подмечены в работах (Плискевич, 2013а; Плискевич, 2013б).

Официальная ссылка на статью:

Балацкий Е.В. Концепция инклюзивных институтов и ее приложения// «Общественные науки и современность», №2, 2017. С. 143–156.

Источник