Титан джулии дюкорно о чем
Священные моторы: «Титан» Жюлии Дюкурно
На этой неделе в российский прокат выходит «Титан» Жюлии Дюкурно — победитель Каннского кинофестиваля, визионерский боди-хоррор, в котором режиссер зашифровал благую весть — о втором пришествии. Где, как и когда оно случится — рассказывает Зинаида Пронченко.
Давным давно боги сражались с титанами и победили. Потом боги сражались с людьми и проиграли. Потом люди остались совсем одни и изобрели машины — для и от одиночества. Потом машины поработили людей. И не было рядом никого — ни богов, ни титанов, — чтобы попросить о помощи.
Вот в такое бездушное и бессмысленное время Жюлии Дюкурно помещает Алексию, экранную дочь Бертрана Бонелло, пережившую в детстве по недосмотру отца чудовищную аварию. В голове у нее титановая пластина, пустившая метастазы в самое сердце. Алексия жаждет любви, но не знает, как именно любовь выглядит.
Как дела? Это старый кадиллак. Это новый фильм Жюлии Дюкурно «Титан». От громоздкого монстра корпорации General Motors Алексия родит ребенка.
Дюкурно Балларда с Кроненбергом читала и смотрела предельно внимательно. Эротика эрозии, тело — это ничье дело, а души не существует. Такой боди-хоррор.
«Титан» начинается на Лазурном Берегу, а заканчивается пурпурными реками — пусть в венах бежит машинное масло, а не кровь, очищающий огонь вернет материи дух, титан станет плотью, киборг венцом творения.
История безотцовщины и бездуховности, рассказанная Дюкурно то в патетическом, то в ироническом ключе, все же, несмотря на массу отвлекающих эксплуатационных маневров, вырастает до мифа, до библейского апокрифа.
Алексия — это, конечно, продвинутая Марианна, обновленная Мадонна, созданная не Рафаэлем, а macOS Monterey. В XXI веке мадонны вроде бы гендерно нейтральны, бисексуальны, но, как и две тысячи лет назад, интеллектуально девственны. Поэтому неспособны до конца осознать разницу между плохими новостями и благой вестью, поэтому от мира не предохраняются.
Поиски Бога (отца) приведут к череде карикатурных убийств, немногим отличающихся от уморительной мясорубки «Очень страшного кино», правда, последствия этого спонтанного макабра будут уже далеко не забавой. Постмодерн кончился, незаметно стартовал постапокалипсис.
Пустившись в бега, Алексия выяснит, что Бог есть. В этот раз его зовут Венсан Линдон и он работает капитаном бригады МЧС. Он так и говорит своим подчиненным: для вас я — Бог. Потеряв когда-то единственного сына, Бог живет в трагической пустоте, эту невыносимую пустоту, как и свое поизносившееся тело, он наполняет запрещенными веществами. В Алексии он узнает пропавшее дитя и наречет ее Эдриеном. Бог так и скажет своим подчиненным: для вас он Иисус. В XXI веке Иисус вроде бы гомосексуален, но, как и две тысячи лет назад, принадлежит к белой расе. Что-то в этом мире бушующем все-таки вечно.
Дюкурно снимает про уродов в отсутствие людей. Бог вышел из машины и вернулся слишком поздно, когда Вселенную оттащили на штрафстоянку. Чтобы вернуть себе тело, чтобы обрести дело и смысл жизни, нужно опять залезть на крест. Только вместо гвоздей в XXI веке ремни безопасности.
Божественное отражается в богоборческом. Второе пришествие — это возвращение Терминатора. Второе пришествие — это феминистская реконкиста.
Из одиночества рождается Святой Дух. И он глаголет: главное — любить. Хоть кого-то — человека, Бога, машину, хотя бы себя — тогда, может быть, спасемся.
Джулия Дюкорно — лауреатка «Золотой пальмовой ветви» объясняет свой фильм «Титан»
В прокате еще идет волнующий фильм-победитель Канн-2021 «Титан» Джулии Дюкорно, которая стала всего лишь второй в истории режиссеркой, получившей «Золотую пальмовую ветвь», — остальные отошли мужчинам. Кинокритик Егор Беликов поговорил с Дюкорно о механизме совокупления человека и машины, новом хорроре и фемволне.
«Титан» с 30 сентября в российском прокате. Хоррор (или не совсем хоррор) о танцовщице-психопатке (квир-дебютантка Агата Руссель), которая беременеет от автомобиля, ломает себе нос о раковину и обманывает стареющего пожарного (Венсан Линдон), выдавая себя за его пропавшего сына.
— У вас изначально перед глазами появился образ вашей героини Алексии или идея о создании феминистского гендер-бендер-хоррор-фильма? Другими словами, откуда появился «Титан»?
Всегда боюсь этих вопросов, когда меня спрашивают, откуда появилась идея фильма. Все рассчитывают услышать, что меня постигло озарение, прошла искра и так далее. Мне кажется, так не бывает, ведь это всегда очень долгий процесс.
Все началось после фильма «Сырое». Я устала, потому что жила этой картиной несколько лет. В тот момент меня посещали мысли, что пора бы написать новую историю. В голове постоянно мелькали образы из фильма «Сырое» — как там героиня совершает настоящее внутреннее сложное путешествие, как она начинает познавать себя.
В «Титане» представлена история Эдриана (Алексия выдает себя за пропавшего без вести сына пожарного — Прим. ред.), которую мне нравилось писать. Это такой лучик солнца в моем фильме. Отношения между ним и отцом были очень дороги мне. В них много любви. Это ощущается не только внутри фильма, но и снаружи.
Вообще я поняла, что любить — это тяжело. Ведь кажется, что любовь должна быть дарована, но на самом деле это не так. Если вы понимаете, что вам трудно говорить о любви, то очень важно задавать себе вопросы. Раньше я не могла найти подходящих слов, поэтому предпочитала не говорить о любви вообще.
Я сознательно решила развенчать гендерные стереотипы. Думаю, главное стремление Алексии в фильме — желание добраться до своей истинной сущности. А это почти всегда означает прощание со старыми установками, связанными с семьей. У нее же были некоторые проблемы с отцом. Гендерные границы здесь тоже играют огромную роль, вы можете это четко увидеть в начальной сцене на шоу.
— Однажды вы говорили, что предпочитаете снимать тела и движения, нежели слова. Как у вас получается обходиться без них и доверять только визуальным идеям?
Я не очень большая фанатка объяснять, что, как и для чего происходит в моих фильмах. Согласитесь, сцена танца говорит намного больше, чем какие‑то фразы? Мне нравится углубляться в эмоциональную составляющую танцевального искусства, а вот диалоги — это не то.
— Танцевальное искусство — одно из самых эмоциональных. Однако иногда сложно понять, что герои пытаются сказать с помощью языка тела.
— Зато сразу понятно, что это диалог между персонажами. Сиюминутный, незапланированный, совершающийся прямо сейчас на наших глазах. Зрители это видят и понимают. Например, сцена танца в пожарной части ближе к финалу показывает намного больше, чем просто отношения отца и сына. Она начинается с этого, но потом героиня сексуализирует свои движения. Слова здесь абсолютно не нужны, потому что все понятно благодаря языку тела. А потом они начинают драться.
Мне кажется, зрители должны именно ощущать, через что проходят герои, а не анализировать. Поэтому слова в данном случае были бы лишними.
— У меня есть один вопрос конкретно про саму сцену секса с машиной. Вы специально не показываете в деталях сам процесс. Почему?
— Нет-нет. Я ничего не ожидал. Мне кажется, никто не ожидал от вашего фильма, особенно такого.
— Нет, может, вы посмотрели эту сцену и увидели, что в ней что‑то не хватает?
— Не думаю, что показывать все в деталях было так необходимо, вы все верно сделали. Поправьте меня, если я не прав: вы пытаетесь сказать этим что‑то про будущую гибридизацию человечества, о нашем телесном слиянии с машинами и роботами? Или это я все придумал?
— Нет, это не то, что я имела в виду. Давайте немного поговорим об этой сцене.
Моя героиня — практически психопатка. Она отшельник и никак не социализируется, в ней мало человеческого, поэтому она не чувствует эмпатии. Алексия импульсивная, ты никогда не знаешь, что она сделает в следующую минуту. Да, большинство этих качеств из‑за травмы, связанной с ее биологическим отцом. Другими словами, она направляет свои безумные импульсы в мир, но очень хаотично. Хаотичность — это часть ее характера.
— Вообще машины всегда были символом свободы и независимости. Сейчас они чаще всего символизируют разрушение. Возьмите, например, проблемы экологии. А у вас что?
Получается, что героиня в «Титане» не ощущает достаточно любви и внимания со стороны своего отца, в итоге она начинает интересоваться машиной. Тем более у нее в голове находится металлическая пластина, которая помогает ей почувствовать какую‑то связь с механизмами. Так автомобили становятся ее лучшими друзьями, но взрослея, она внезапно влюбляется в так называемого лучшего друга, он начинает ее привлекать. Именно по этой причине Алексия работает в гоу-гоу на выставке тюнингованных автомобилей.
Однако внутри этой сцены я пыталась воплотить male gaze, потому что там мужчины приравнивают женщин и машины. У них одинаковый мейкап, девушки носят костюмы цвета металлик.
У героини совершенно другое отношение к ним из‑за ее травмы, о которой я вам уже рассказала. Она ведет себя со своей машиной совсем иначе, чем другие девушки. Автомобиль — это ее коллега, и она не против поддаться своим желаниям.
— Для Агаты Руссель это первая актерская работа. Она просто невероятна в кадре. Как ей удалось этого добиться? Какая атмосфера была на съемках?
Когда я искала актрису на главную роль, мне хотелось найти непрофессиональную артистку. Нужно было свежее лицо, которое бы ни с чем не ассоциировалось, чтобы мы увидели все ее трансформации на экране в первый раз. Это не маска, Алексия реальная, это ее путь, она именно такая в жизни. В какой‑то момент мы поняли, что персонажа трудно описать и даже объяснить. В конце концов мы все пришли к главному вопросу: «А она вообще человек?» Понимаете, все из‑за этой штуки в ее голове.
А еще Агата специально проходила тренировки додзё, поэтому сцена танца-драки получилась такой классной.
— Мне бы хотелось поговорить немного о балансе между реальностью и фантазией. Например, в фильме «Сырое» трансформация главной героини происходит через каннибализм, однако в «Титане» у вас мифологический контекст. У Алексии металлические мертвые части в теле, и ваш фильм заимствует элементы боди-хоррора и других жанров. Как так получилось?
— Говорят, что зрители теряли сознание за просмотром вашего фильма. Создается впечатление, что вы режиссерка, которая запугивает аудиторию. Почему вы так и продолжаете обращаться к жанрам хоррора и триллера?
— Мне кажется, я использую сразу несколько жанров. Что‑то в этом есть, понимаете. Переходить от одного к другому, поэтому здесь найдется место и хоррор-стилистике.
— Даже если вы не хотите, чтобы вас называли режиссером хорроров, все-таки ваши работы соотносят с этим жанром. Вы входите в группу современных кинематографистов, которые сейчас расширяют понятие этого стиля. Туда же относятся и Ари Астера, и…
— Или Роберта Эггерса, например. Очень его люблю.
Однако мне правда кажется, что назревает новая волна, которая использует стилистику хоррора и с ее помощью экспериментирует над другими стилями и кинематографическими конвенциями. Это игра не только с символами, но и с формой.
Возьмите «Маяк» Роберта Эггерса — как он снят через призму черно-белого, где герои воспроизводят крупные монологи из литературных текстов. Это очень смело. Да, действительно, назревает новая волна режиссеров, которые экспериментирует с традициями фильмов ужасов 1980-х.
— На Венецианском кинофестивале «Золотой лев» достался вашей коллеге Одри Диван за ее фильм «Событие». Джейн Кэмпион теперь не единственная женщина, у которой есть «Золотая пальмовая ветвь» благодаря вам. Верите ли, что киноиндустрия все-таки меняется?
— Конечно. Этот год стал прорывным для всех нас. Мы здесь обсуждаем киноиндустрию, но когда мы говорим о равноправии между мужчинами и женщинами, то это касается каждой сферы в жизни. Нам еще далеко до финала. До сих пор женщины боятся гулять одни поздно вечером и одеваться так, как хотят, ведь рискуют быть неправильно понятыми. Все эти моменты доказывают, что нам все еще далеко до равноправия.
Я рада за Одри, позвонила ей сразу же после объявления результатов и мы обсудили этот по-настоящему исторический момент. Рада, что мы живем в это время.
В ее коже: чем всех так поразил «Титан» Джулии Дюкорно и почему его переоценили
Неделю назад в прокат вышел «Титан» Джулии Дюкорно – обладатель Золотой пальмовой ветви на Каннском кинофестивале и главный фильм-скандал. Flashforward Magazine разбирается, чем всех так зацепил частичный плагиат «Автокатастрофы» Кроненберга, почему плагиат в данном случае волне нормален, но никак не помогает фильму быть хорошим.
Всего лишь второй по счету игровой фильм француженки Джулии Дюкорно «Титан» за довольно короткий срок успел стать чуть ли не главным событием современного европейского авторского кинематографа, который в последние годы был только тем и занят, что прорабатывал собственные травмы на кушетках психологов и на коленях у зрителей.
Дюкорно в «Титане» выбрала промежуточный вариант с прозекторской, продолжая гнуть линию натуралистичного феминистского хоррора. Многие скажут, что она начала это в её дебютной киноработе «Сырое» о веганке-каннибалке, но нет. Начала режиссёрка все это давнишней короткометражкой «Младшая». Краеугольный камень киномифологии Дюкорно – девушки в период взросления. Фундамент её киноязыка – телесный ужас и ужас экзистенциальный. И все было бы просто отлично, не будь «Титан» столь откровенно вторичным и претенциозно провокативным, Фильм напоминает этим какие-нибудь замшелые образцы современного искусства, апеллирующие к плакатности на пару с авторским бессилием, могущим исключительно фокусироваться на вторичных половых признаках и смехотворной мизандрии.
Золотая пальмовая ветвь Каннского кинофестиваля и внушительные, как для сугубо трансгрессивного кино, кассовые сборы, хайп, граничащий с психозом – «Титан» успели объявить чуть ли не новым словом в кинематографе, при том что лента Дюкорно скорее напоминает сборную солянку идей и мыслей, унавоженных по максимуму броским и глянцевым киноязыком. Режиссёрка буквально берет под руку все, что видится ей уместным, нередко напрочь убивая логику в угоду собственным эстетическим предпочтениям. Библейские цитаты – да пожалуйста. Отсылки к греческой мифологии – почему бы и нет? Свет неоновых огней и феерия ультранасилия в духе Николаса Виндинга Рефна – ради бога! Сложно уловить нить, собственно, авторского языка Джулии Дюкорно и ее цитат из работ лучших (преимущественно белых гетеросексуальных мужчин, однако и авторам японского киберпанка досталось) – в основном потому что его нет, а есть набор цитат. Такой подход превращает этот по-своему яркий, но пустой фильм не в целостное нарративное высказывание и политический комментарий, а в наивный пэчворк, созданный по меркам постмодернизма в эпоху метамодернизма.
Бросается в глаза и то что «Титан» и «Сырое» чересчур уж друг на друга похожи, разве что второй фильм Дюкорно куда живее дебюта. Оттуда, кстати, ненадолго перекочевала актриса Геранс Марилье. Есть спорное в некотором смысле утверждение, что многие режиссёры снимают один и тот же фильм, подвергая лишь косметическим правкам. Даже с учётом того что «Титан» рождался Джулией Дюкорно в течении 5 лет, это кино имеет все признаки инфантильности и неуместного подросткового максимализма.
Легко углядеть в фильме тени Кроненберга, ещё проще – эксплуатационную квир-эстетику и надрывной красочный китч, но даже в рамках New French Extremity «Титан» выглядит исключительно формальным упражнением, на фоне которого «Мученицы» Паскаля Ложье или «Порнограф» Бертрана Бонелло отличаются хотя бы цельностью авторского высказывания, а не только лишь шоковым инструментарием для самых маленьких в режиме «смотрим час сорок на асоциальных фриков». Символично что роль отца Алексии играет вышеупомянутый Бертран Бонелло, убивая которого в ленте Джулия Дюкорно не самым изящным образом пытается проститься с любыми напоминаниями о «папочкином кино». Даром что New French Extremity было Новой волной поколения Х, которое своей смерти жаждало больше чем смерти автора.
Джулия Дюкорно цепляется за самые емкие и актуальные темы, будь это место женщины в современном мире после третьей волны феминизма, отказ от бинарной системы или поиск новой маскулинности. Но ни одна из вышеперечисленных тем не доведена до завершающей зловещей точки: все крайне поверхностно, на уровне шоустопперов. Главная цель здесь – поразить воображение, и то сиюминутно, тиктока ради. Но только когда такие шоустопперы идут друг за другом практически без остановки, кровь и машинное масло льются рекой, а тела сминаются под тяжестью патриархата, шок сменяется на недвусмысленный смех, явно не запланированный и оттого нивелирующий всю броскую трансгрессивную суть фильма.
Впрочем, «Титан» выглядит именно тем фильмом, который может дать новый толчок в карьере Венсана Линдона – отличного актёра, который основательно забыл, что такое актерский риск. На экваторе фильма на первый план выходит его персонаж – переживающий сильнейший моральный и физический кризис пожарный Венсан. И в этой бенефисной в сущности роли угадываются другие герои фильмографии Линдона: Дакс из «Слова полицейского», Ришар из «37.2 по утрам», Марко из «Славных ублюдков». Разница лишь в том, что пожарный Венсан находится в той же пограничной ситуации собственного сознания, что и Алексия, для которой нет четкого ответа на вопрос, кто она вообще такая. В конце концов, именно крайне сентиментальный финал фильма оправдывает предыдущую стрельбу по воробьям со стороны режиссерки, увлеченной шокотерапией без меры и вкуса. Любовь спасёт мир, даже если мир этого совершенно не заслуживает.
Берегись автомобиля. Как и почему на Каннском фестивале победил фильм о забеременевшей от «Кадиллака» убийце?
74-й Каннский фестиваль, из-за пандемии коронавируса получившийся не только первым за два года и самым замаскированным в истории, но и, возможно, самым представительным по программе за последнее десятилетие, подошел к концу во Франции. Жюри с великим афроамериканским режиссером Спайком Ли во главе сенсационно наградило «Золотой пальмовой ветвью» буйную и броскую картину Джулии Дюкорно об автомобильной беременности «Титан», сумев при этом удивить и в плане распределения остальных наград. «Лента.ру» рассказывает о том, кто выиграл каннские призы — и насколько заслуженно.
«Золотая пальмовая ветвь» за лучший фильм
«Титан» (Titane), Франция, режиссер Джулия Дюкорно
Фото: Eric Gaillard / Reuters
Джулия Дюкорно, сделавшая себе несколько лет назад имя провокационным веганско-каннибальским хоррором «Сырое», судя по ее новому фильму не утратила таланта к эффектным экранным жестам: «Титан» начинается с секса трудящейся на автошоу танцовщицы с «Кадиллаком», а продолжается ее последовавшей беременностью, вспышкой кровавых убийств, бегством и удивительным обретением себя в доме свихнувшегося от горя и стероидов капитана пожарных — в качестве его сына! Во всем этом жонглировании жанрами и калейдоскопе образов вроде текущего из утробы машинного масла можно при желании рассмотреть религиозные аллюзии в диапазоне от древнегреческой мифологии до раннего христианства. А можно — не разглядеть ничего, кроме звенящей грохотом металла пустоты, замаскированной трюковой режиссурой. Спайк Ли и его жюри, в свою очередь, вполне могли увидеть в «Титане» самый сюжетно бойкий и визуально эффектный фильм конкурса.
Гран-при
«Герой» (Ghahreman), Иран, режиссер Асгар Фархади, и «Купе номер шесть» (Hytti nro 6), Финляндия, режиссер Юхо Куосманен
В условиях, когда в основном конкурсе соревновались сразу 24 картины (в обычных условиях это число не превышает двадцати), неизбежными оказались призы, разделенные между двумя фильмами — причем такое решение жюри приняло сразу дважды. Гран-при, вторую по престижности награду фестиваля, разделили два фильма о персональной цене свободы в реалиях тотальной девальвации последней. Так новая лента двукратного лауреата «Оскара» из Ирана Асгара Фархади «Герой» высказывается об иранской несвободе через сюжет о мужчине, пытающемся выбраться из долговой тюрьмы — с непредсказуемыми для его совести последствиями. Типичный для славящегося любовью к неразрешимым моральным дилеммам Фархади сюжет. А снятый с российским участием и в России фильм финна Юхо Куосманена «Купе номер шесть» всматривается в лихие, захлебнувшиеся обещанием свободы девяностые из окна поезда Москва — Мурманск — и через фигуры двух случайных попутчиков, бегущей от несчастной любви финской студентки и обалдевшего от пьянства молодого русского шахтера. Куосманен, стоит отметить, доезжает на своем скором почти до пародии на русскую жизнь. Может быть, впрочем, это входило в его замысел.
Лучший режиссер
Леос Каракс, «Аннетт» (Annette), Франция
Француз Леос Каракс, некогда слывший вполне себе радикалом, в своем новом фильме несколько преображается — обращается к жанру мюзикла (на песни группы Sparks), существенно смягчает интонацию и, что самое главное, раскрывает душу на самом личном сюжете в карьере, о мужчине, доводящем любимую до смерти и остающемся один на один с дочерью. Все это — в эксцентричном антураже из песен во время куннилингуса, пародий на Супер Боул и криповатой куклы в заглавной роли. Причуды и искренность Каракса жюри, видимо, и оценило — предпочтя не обращать внимания на то, что в сущности режиссер здесь признается в том, что ему всерьез не интересен никто, кроме него самого. А значит, и проникнуться его лукавой тоской могут лишь те, кто терпелив к чужой жалости к себе.
Прочитать о фильме «Аннетт» подробнее можно здесь
Лучший актер
Калеб Лэндри Джонс, «Нитрам» (Nitram), Австралия, режиссер Джастин Курзель
Хорошо известный ролями в таких фильмах, как «Прочь» и «Три билборда на границе Эббинга, Миссури», американец Калеб Лэндри Джонс — пожалуй, лучшее, что есть в картине Джастина Курзеля «Нитрам», разочаровывающей все сильнее и сильнее с каждой пятиминуткой экранного времени. Начинающийся как вдумчивый, почти импрессионистский портрет страдающего от депрессии и задержки в интеллектуальном развитии молодого обитателя Тасмании (как раз Лэндри Джонс), «Нитрам» к финалу вдруг съезжает в историю самого трагичного в австралийской истории массового убийства — и делает это не то, чтобы элегантно и оправданно. Бравурного перформанса Лэндри Джонса это, впрочем, не отменяет и не обесценивает.
Лучшая актриса
Ренате Реинсве, «Худший человек на свете» (Verdens verste menneske), Норвегия, режиссер Йоаким Триер
Кадр: фильм «Худший человек на свете»
Йоаким Триер снял один из самых последовательно изобретательных фильмов основного конкурса — портрет норвежки Юли с 25 до 30, более того, портрет, в котором трудно не считывать приговор всему поколению, так остроумен Триер в иронии к женщине, мечущейся между профессиями, мужчинами и, самое главное, полярными представлениями о самой себе. Тем любопытнее, что замечая и укрупняя недостатки своей никак не взрослеющей героини, Триер при этом напрочь отказывается ее судить, обнаруживая в себе ресурс не только к сарказму и стилю, но и к редкой эмпатии. Его можно понять, как минимум глядя на перформанс Ренате Реинсве в заглавной роли — ухитряющейся одновременно быть и невыносимой, и понятной, и магнетичной.
Лучший сценарий
Рюсукэ Хамагути, Такамаса Оэ, «Сядь за руль моей машины» (Doraibu mai ka), Япония, режиссер Рюсукэ Хамагути
Кадр: фильм «Сядь за руль моей машины»
Пожалуй, один из самых оправданных призов всего расклада: Рюсукэ Хамагути и его соавтор Такамаса Оэ действительно проделали блестящую драматургическую работу. Лаконичный рассказ Харуки Мураками в их руках превратился в одновременно эпический (на три часа времени!) и интимный портрет современной японской печали, не меньшим фундаментом для которого служит не только их соотечественник-литератор, но и наш — Антон Чехов. Его «Дядю Ваню» главный герой «Сядь за руль моей машины» ставит — в авангардной лингвистической форме — на театральной сцене, попутно пытаясь на своем алом Saab доехать до того же неба в алмазах, о котором мечтали чеховские герои. Без особой надежды на успех — но с желанием жить, несмотря ни на что, которое постепенно разливается и по зрителю.
Прочитать о фильме «Сядь за руль моей машины» подробнее можно здесь