исихазм в православии что это

Исихасты: молчальники

Приблизительное время чтения: 3 мин.

В одном из выпусков Толкового словаря мы разбирали древнегреческое слово ἡ ἡσυχία (hēsyhia), которое значит «покой», «молчание», «тишину», «уединение». Иоанн Лествичник называл молчание матерью молитвы, врагом дерзости, стражем помыслов и соглядатаем врагов.

От слова ἡ ἡσυχία получил название исихазм – знаменитое мистическое движение в монашестве, которое учит «умному деланию» – священному покою, безмолвию и Иисусовой молитве. Особенно широкое распространение он получил в Византии в XIV веке от Р.Х.

Исихазм – это, в каком-то смысле, сердце Православия. Если монашество принято считать настоящим выразителем православной духовности, то исихастская традиция – это поистине средоточие или концентрированное выражение духовного опыта православного монашества.

Исихасты (это слово на русский язык дословно может переводиться как «молчальники», «безмолвники» или «пребывающие в покое») – удивительные монахи-подвижники, которые проходят сложнейший аскетический путь. Целью этого пути (напомним, что по-древнегречески аскеза – это упражнение) является обожение, т.е. соединение человека с Богом, приобщение к Божественной жизни при помощи Божественной благодати и созерцание Божественных энергий – нетварного света.

Важнейшей частью исихастской аскетической практики является непрестанное творение подвижником про себя Иисусовой молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Правда, иногда беспрестанное творение про себя «Иисусовой молитвы» представляют как некий универсальный магический ключ, который должен очень быстро и чуть ли не автоматически привести в благодатное состояние даже начинающего подвижника. Такое представление характерно, например, для знаменитых «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», вышедших в России в конце XIX века. В ней рассказывается, как один странник в России стал беспрестанно произносить про себя «Иисусову молитву» (дело доходило до 12 000 повторений в день), и одно это само по себе очень быстро привело его на вершины мистического опыта (так ему это казалось). Эта книга довольно быстро стала популярной в определенных кругах. Неслучайно, например, что ее с восторгом цитирует увлекавшийся мистическими восточными практиками американский писатель Дж. Сэлинджер в своей повести «Зуи».

Между тем отцы Церкви писали, что на творение «Иисусовой молитвы» должны уйти многие годы, прежде чем она станет «самодвижной», т.е. осуществляться без усилия. Лишь потом, после многолетних аскетических усилий сможет доставлять подвижнику сладость и лицезрение Божественного света. Творить ее всегда нужно с чувством глубокого покаяния и сознания своего недостоинства.

Игнатий Брянчанинов, проанализировавший писания Святых отцов по поводу Иисусовой молитвы, писал: «Сознание своей греховности, сознание своей немощи, своего ничтожества – необходимое условие для того, чтобы молитва была милостиво принята и услышана Богом».

Вообще очень опасно, как говорили отцы Церкви, когда «новоначальные» принимаются за дело, которое под силу лишь уже опытным, далеко продвинувшимся монахам. Восхождение по «лестнице добродетелей» должно быть очень постепенным, крайне осторожным. Мечтания о том, чтобы сразу взлететь на ее вершину, легко могут погубить подвижника, поскольку в них сказываются неукрощенная гордость и самомнение. Невозможно узреть Божественный свет, не укротив сначала страсти. Ведь подвижник – это тот, кто «удерживает бестелесное в пределах телесного дома», а это «подвиг редкий и удивительный».

Обо всем об этом, в частности, говорил Иоанн Лествичник в своей «Лествице». Вот лишь несколько изречений на этот счет:

Источник

Традиция исихазма и ее значение для современного монашества

Доклад XXII Международных Рождественских образовательных чтениях, направление «Монашеская традиция: от древности до наших дней» (Сретенский ставропигиальный мужской монастырь, 28–29 января 2014 года).

Благодарю за приглашение на Рождественские чтения. Владыка Марк сказал сейчас, что докладчики вас научат чему-то новому, но я думаю, что докладчики и сами могут многому здесь поучиться.

В энциклопедическом словаре «Христианство» пояснено следующее: исихасты (от греческого ησυχια – покой, безмолвие, отрешенность) – молчальники, безмолвники. Их появление современно появлению монашества[5]. Несмотря на сухость формулировки, присущую энциклопедии, цитата о том, что исихазм современен появлению монашества, бесспорна и может полно представить нам сущность монашеского подвига, несомненно, как подвига исихастского.

Часто исихазм связывают с определенным образом жития или с молитвенным деланием, или с малой группой святых и преподобных отцов, например, с прп. Григорием Синаитом, св. Григорием Паламой, свв. Игнатием и Каллистом и некоторыми другими отцами. Диакон Павел Сержантов в своей книге «Исихастская антропология» пишет: «Мы под исихазмом будем понимать аскетико-мистическую восточно-христианскую традицию, которая оформилась примерно за тысячелетие до Григория Паламы. Исихастская традиция вырастает на основе монашеской духовности, которая уходит корнями в апостольскую и мученическую духовность первохристианской общины»[6]. Разделяя это мнение, придерживаюсь точки зрения, что исихазм является сутью восточно-православной монашеской традиции, он есть путь богоискания и богопознания, который на протяжении веков проходило и ныне проходит монашество Православной Церкви. Прп. Григорий Синаит, этот общепризнанный учитель исихазма, пришедший на святой Афон со святой Синайской горы и обучавший афонских подвижников – не только отшельников, но и монахов, живущих в киновиях – хранению ума, трезвению и умной молитве, говорит: «Ищи Господа на пути, т. е. в сердце, посредством осуществления заповедей. Когда слышишь слова Иоанна Крестителя, повелительно зовущего всех «приготовить дороги и выпрямить пути» (см.: Мк. 1; 3), то подразумевай здесь указание на заповеди сердца и дела. Невозможно путем заповедей и непогрешительного подвига идти правильно без сердечной правоты»[7]. И далее продолжает этот великий отец: «Под законом заповедей подразумеваю сердечно проявляющуюся непосредственную веру, потому что из нее струится всякая заповедь и производит просвещение душ, в которых тогда являются следующие плоды истинной веры: воздержание, любовь и наконец, богодарованное смирение как начало и укрепление любви»[8]. Истинная вера стоит во главе духовной жизни, через нее получает просвещение богоищущий человек. Но также нужна цель и в богопознании. Вот что говорит об этом прп. Григорий: «Ум – Отец, Слово – Сын, Дух же Святой – подлинно Дух, как учат образно богоносные отцы, развивающие догматическое учение о Святой Пресущественной Преестественной Троице, о Едином Боге в трех Лицах и оставившие нам в наследие истинную веру и якорь надежды. Знать Единого Бога есть, по Писанию, корень бессмертия, а постигнуть силу Триипостасной Единицы есть всецелая правда. Провозглашенное об этом Евангельское слово можно понимать так: «Да знают Тебя, единого истинного Бога, в трех Лицах и посланного Тобою Иисуса Христа в двух естествах» (см.: Ин. 17; 3)»[9]. Итак, правая вера, исполнение заповедей с сердечным чувством и постоянная направленность к богопознанию есть та основа, на которой строится жизнь исихаста – он достигает очищения от страстей, приобретает добродетели, получает благодать. «При этом заповеди образуют как бы тело, добродетели же, как выкристаллизовавшиеся внутренние качества – кости, а благодать – живую душу, движущую тело и производящую дела по заповедям. Беспечность же и ревность к возрастанию во Христе показывают, младенец ли кто или совершеннолетний теперь и в будущем веке»[10], – поясняет тот же святой.

Возрастание во Христе, т. е. поиск Христа, послушание Христу – это суть жизни исихаста, через это он становится уже на земле членом вечного Царствия Христа. По слову апостола Павла: «. как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его» (1Кор. 15; 22–23). «Христос по сотворению царствует над всеми, а по усвоению царствует над верующими, добровольно подчиняющимися, послушными», – говорит св. Иоанн Златоуст[11]. Этот процесс добровольного подчинения и послушания возлюблен исихастом, в нем происходит очищение от ветхого человека. Это отказ от желаний, привычных сердцу, от мыслей и представлений ума, соответствующих миру и направленности падшей воли. Это болезненный процесс: болит сердце, противится ум, плоть бунтует, требуя услаждения, воля ускользает, как бы вырываясь из оков, но сказано: «Пролей кровь, и приими дух». Дух Божий помогает и укрепляет монаха на этом болезненном пути, подавая каждому в свое время благодатные утешения, а когда «. ум очистится, – глаголет прп. Григорий Синаит, – и восстановится в исконном достоинстве, взирает на Бога и от Него принимает Божественные мысли. В качестве книги ум имеет тогда Духа, вместо тростникового пера – мыслительную способность и язык. «Язык мой, – говорит псалмопевец, – тростниковое перо» (Пс. 44; 2). Взамен же чернил ум имеет свет. Погружая мысль в свет и светом исполняя ум, Духом начертывает слова в чистых сердцах слушающих»[12].

Каждое поучение отцов-монахов – это поучение в исихазме; все отцы-подвижники – египетские, палестинские, сирийские, италийские, византийские, афонские, грузинские, русские, сербские и другие – все поучают в достижении боговидения через сокрушение сердца, очищение и молитву, молитву с призыванием имени Господа Иисуса Христа. Св. апостол Павел пишет в послании к коринфянам: «Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас?» (2 Кор. 13; 5) Мы во Святом Крещении получили дар Христовой благодати через действие Святого Духа. И как же открывается этот дар в подвижниках в процессе богоискания? Вот как наставляет прп. Григорий Синаит: «Действие Духа, Которого мы получили в Крещении, приобретается двумя способами. Прежде всего следует вообще сказать, что дар Святого Духа открывается исполнением заповедей с помощью великого и долговременного труда, как сказал подвижник Марк. И поскольку мы совершаем заповеди, постольку озаряет нас Дух свойственным Ему блистанием. Во-вторых, Дух Святой является в послушании через познание и непрерывное призывание Господа Иисуса, то есть через память о Боге. Навыком к первому образу жизни дар благодати находится медленнее, навыком же ко второму – ускореннее, если только напряженно и терпеливо копать землю в поисках золота благодати»[13]. Слова, поистине вдохновляющие на молитвенное делание, дающие надежду, что и мы можем, по милости Божией и с Его же помощью, найти дар Святого Духа, узнать вкус его действия.

Можно много говорить об исихазме, о монашеском образе жития, не хотелось бы перед почтенным собранием повторять слова из поучений святых отцов – делателей монашеского подвига. Думается, что не надо связывать исихазм только с видом молитвенной техники, лишь с некоторыми именами святых отцов, а надо принять его как общемонашеское делание, святое и древнее предание монашества Православной Церкви, наиважнейшее и необходимое сегодня современному монашеству.

Великий подвижник Грузинской Церкви, живший в VIII–IX веках, прп. Григол Хандзтели, основатель и наставник более двадцати монастырей по всей Грузии (основная часть в Тао-Кларджети, ныне территория Турции), в которых подвизалось свыше тысячи монахов и монахинь, для укрепления и возрастания в монашеском подвиге обратился с просьбой к отцам-отшельникам, чтобы они стали учителями для него и его общежительного братства и были бы наставниками молодым монахам своим примером. Устав монастыря, составленный по большому любомудрию, был общежительный, но духовное назидание и монашеское делание – пустынническое. Некоторые отцы продолжали свое отшельничество вблизи монастырей, но всегда принимали братию для назидания. Такое устроение святых обителей принесло прекрасные плоды в виде многовековых монашеских братств с крепкими духовными устоями, в среде которых выросло немало святых. Интересен один эпизод в жизнеописании св. Григола, о котором хотелось бы упомянуть: при встрече со старцем-отшельником по имени Хведиос святые отцы на трапезе непрестанно творили молитву: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». По мнению А.В. Карташова, эта форма молитвы Иисусовой более древняя и общецерковная, чем форма: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий. »[14].

Продолжая свой доклад, хочу упомянуть некоторые наставления делателей монашеского подвига в сравнительно недалеком от нас времени, по духу тождественные наставлениям древних иноков-аскетов.

Прп. Паисий (Величковский), который оживил дух древних отцов-исихастов через переводы святоотеческих текстов, сам руководя общежительным монастырем и будучи наставником для более чем тысячи монахов на Святой Горе Афон, в Молдавии, в России, преподавал им наставления о Евангельском делании, умной молитве, внутреннем безмолвии, об исполнении учения святых отцов. Вот как он предупреждает своих монахов: «Познайте и вы, сколько помрачений и тяготений делается душе из-за презрения и несохранения заповедей Святого и Божественного Евангелия и советов и решений, которые поставили святые отцы через просвещение Святого Духа»[15].

Великий учитель современного монашества свт. Игнатий (Брянчанинов) обращается к монахам со следующими словами: «Сущность монашеского жительства заключается в том, чтобы исцелить поврежденную волю, соединить ее с Волей Божией, освятить этим соединением»[16]. И далее: «Чтобы исполнить Волю Бога, нужно знать ее»[17]. Он призывает монашествующих изучать волю Божию через делание заповедей и предупреждает, что этот путь и радостен, и скорбен: «Изучение Воли Божией – труд, исполненный радости, исполненный духовного утешения, вместе с тем труд, сопряженный с великими скорбями, горестями, искушениями, самоотвержением, с умерщвлением падшего естества, со спасительным погублением души»[18]. Святитель Игнатий учит монахов, живущих в монастырях, духовному безмолвию, умной молитве, предуготовлению к молитве, вниманию при молитве, образу делания молитвы в уединении, предупреждает об опасностях, рассказывает, какие добродетели рождает молитва: «Молитва, будучи дщерью исполнения Евангельских заповедей, есть вместе и мать всех добродетелей, по общему мнению святых отцов. Молитва рождает добродетели от соединения духа человеческого с Духом Божиим»[19]. Он учит не сухому и лишь внешнему исполнению правила, выраженного в количестве или времени, а благоразумному, радостному молитвенному настрою, который сохраняется на протяжении всей жизни, восходя от малого к большему, от низшего к высшему, от бесчувственного к сокрушению и радостному умилению сердца молящегося монаха. «Плод молитвы состоит в просвещении ума и умилении сердца, в оживлении души жизнью Святого Духа; терние и волчцы – это мертвость души, фарисейское самомнение, прозябающее из сердечного ожесточения, довольствующееся и превозносящееся количеством молитвословия и временем, употребленным на произношение этих молитв»[20]. И предупредительно советует: «С самого вступления в монастырь необходимо научиться правильной молитве, чтобы преуспеть в ней и посредством ея изработать свое спасение»[21].

Вот что говорил своей братии святогорский старец архимандрит Емилиан (Вафидис) будучи настоятелем монастыря Симонопетра на Святой Горе Афон: «Для нас монастырь – плен, в котором Иезекииль узрел Славу Божию. Это наше добровольное заключение в монастыре, наше добровольное рабство»[22]. «Быть монахом – значит быть изгнанником, пленником, отделиться от всех и, следовательно, жить один на один с Богом. Это уединение необходимо как некое добровольное действие, сознательная предпосылка»[23]. Предпосылка к страху Божиему, к умилению, к смиренной исповеди, приближению к Богу. Как учит старец Емилиан, сперва Бог выбирает человека, а после человек воспринимает Бога. «Как же я теперь стану достойным того, чтобы Бог посчитал меня своим, принял меня? Не нужно ничего делать, но только стать добрым. Ибо Он возжелал доброты Твоея (см.: Пс. 44, 12). Не нужно ничего, но только оставаться коленопреклоненным перед Богом, чтобы Он в любой момент мог поднять нас и сделать согосподином Себе»[24]. «Приняв Бога в свой дом, я чувствую Его внутри себя, переживаю опытно мистическую жизнь, которая есть ежедневная смерть». А это усиливает в подвижнике желание единения с Богом, и, как говорит старец, «. я выражаю свое желание исповедничеством, бдением, болею в трудах и хочу, чтоб их стало больше, усилились мое истощение, пост, бдение, болезни»[25]. Уместно будет сказать, что в нескольких древнегрузинских текстах житий святых подвижников монашеский подвиг называется мученичеством, бескровно возводящим в Царствие Небесное. Архимандрит Емилиан продолжает: «Изображение Бога во мне – это не что иное, как мой личный, не отделимый от меня опыт, который есть Сам Христос, живущий во мне. Тогда все мое бытие, все мое предстояние, вся моя жизнь говорят мне лишь одно: я не знал ничего, кроме Иисуса Христа (см.: 1Кор. 2; 2). Это настолько тобою владеет, что уже не видно ничего, кроме Бога. Весь мир рядом, но я слышу лишь о радостном для меня событии, забываю обо всех и помню о Нем одном – о рождении Христа во мне. Мы забываем обо всем, и через это мистическое забвение достигаем вершины познания и опытного переживания Бога».

В заключение хотелось бы сказать, что исихастская традиция является драгоценным бисером Православной Церкви, учением Евангельским и апостольским, святым преданием древнехристианского аскетизма, изначально воспринятым монашеством как сугубо личный, аскетический путь богопознания, который ведет к единению с Богом и вечному блаженству со Христом. Исихазм является учением, на протяжении многих веков освященным жизнеопытным и молитвенным деланием святых отцов, которое родило многих великих преданных подвижников Христовой Церкви, пребывавших как в общежительных монастырях, так и в уединении. Исихазм сегодня имеет особое значение для современных монахов как путь трудный, но безошибочно ведущий ко Христу, к любви ближнего, к познанию окружающего нас мира и гармонии с ним. В монастырях нужно создавать условия для правильного духовного возрастания, надо постоянно руководствоваться учениями святых отцов-монахов, изучать и на деле исполнять Евангельские заповеди, заниматься трудом молитвенным, считая все это наиважнейшим монашеским деланием, с благоразумием и осторожностью шествуя по этому пути. И главное – всецело возложить надежду на Того, Кто истинно желает нашего спасения, на Христа, по слову одного неизвестного афонского подвижника: «Чтобы стяжать в своем сердце умную молитву, необходимо просить о сем Бога множество раз со смирением, уничижая свое тело постом, коленопреклонениями и другими телесными и видимыми трудами, дабы Бог умилосердился на труды и указал какого-нибудь непрелестного наставника, в сокровении творящего умную и сердечную молитву, от которого можно было бы в точности научиться ей. Если же в том месте не найдется такого наставника, то нужно просить Бога Самого устроить это, то есть, чтобы Он Сам известил о том человека»[27].

По окончании доклада Его Высокопреосвященство митрополит Андрей ответил на вопрос из зала.

– Владыка, говорят, что в наше время нет наставников. Как тогда приступить к умному деланию?

– Начиная доклад, я, в ответ на слова владыки Марка, сказал, что и те, кто здесь выступает, тоже учатся. Я всегда помню слова святителя Игнатия (Брянчанинова), которые меня и укрепляют, и вдохновляют. «Если ты видишь, – говорил он, – что твой духовник нелицемерно, чистосердечно стремится к Богу, то этого достаточно, чтобы научаться у него». Он не требовал какой-то особой духовной высоты, осознавая, что в его время, в XIX веке, ее практически нельзя было найти. Но чистосердечное стремление к Богу постепенно дает и мудрость, и разум. И я уверен, что пришедший к такому человеку, чистосердечно стремящемуся к Богу, для поучения, для наставления – получит всё, что ему нужно. А если его развитие окажется выше, то, если помните, я привел в докладе слова неизвестного афонского подвижника, который говорит, что если нет наставника, – возложи свою надежду на Бога и молись, чтобы Господь тебя умудрил. Я верю в это и на своем опыте это пережил: на каждом этапе моей жизни были люди, которые мне давали очень много и именно то, что для моей души было нужно. Это служило мне и побуждением, и надеждой на том пути, по которому мы все шествуем, и укрепляло мою веру в то, что Господь не оставляет человека. Я верю – ищущий человек обязательно найдет того, кто ему подаст мудрый духовный совет.

К тому же мы имеем сегодня эту возможность: мы можем, по крайней мере, общаться, границы не так закрыты, мы можем находить людей, которые дадут нам духовное укрепление, – и в России, и на Афонской Горе, и в православных странах. Сегодня это не так трудно.

Я имел радость общаться с отцом Иоанном (Крестьянкиным): несколько лет я общался с ним в письмах. Каждое письмо укрепляло меня, давало надежду, подталкивало вперед.

Источник

Исихазм: содержание понятия и его границы

Об иси­хазме осо­бенно много и часто писали в тече­ние трех послед­них деся­ти­ле­тий. К этой теме неод­но­кратно обра­ща­лись как бого­словы, так и исто­рики, фило­софы, искус­ство­веды и лите­ра­ту­ро­веды. Заново была постав­лена про­блемы бого­слов­ских основ иси­хазма и его вли­я­ния на цер­ков­ное искус­ство. Пере­чи­ты­вая иссле­до­ва­ния в этой обла­сти, нельзя не заме­тить, что термин «иси­хазм» не только в разных, но, бывает, в одной и той же работе упо­треб­ля­ется в разных смыс­лах, в него вкла­ды­вают подчас слу­чай­ные при­знаки, невольно сбли­жая иси­хазм с явле­ни­ями не только внеш­ними по отно­ше­нию к нему, но даже ему чуж­дыми.

Иси­хазм (от греч — спо­кой­ствие, покой, осво­бож­де­ние, пре­кра­ще­ние, тишина, мол­ча­ние, мир, уеди­не­ние) воз­ни­кает в среде мона­ше­ства как духовно-прак­ти­че­ское дела­ние, поэтому прежде всего сле­дует уточ­нить содер­жа­ние исих­аст­ской прак­тики. В ее основе мы пред­ла­гаем выде­лять шесть эле­мен­тов:

2. Чистое сердце обре­та­ется непре­стан­ной памя­тью о Боге и умно-сер­деч­ной молит­вой — совер­ша­е­мой умом в сердце. Один ум, по учению Св. Отцов, часто «рас­се­и­ва­ется» в молитве, отвле­ка­ется посто­рон­ними помыс­лами. «Ум наш, — пишет прп. Исихий, — есть нечто подвиж­ное и незло­би­вое, легко отда­ю­ще­еся мечтам и дер­жимо падкое на помыслы гре­хов­ные, если не имеет себе такого помысла, кото­рый, как само­дер­жец над стра­стями, удер­жи­вал бы его непре­станно и обуз­ды­вал». Цель исих­аст­ской прак­тики — «свести» ум в сердце или «соче­тать ум с серд­цем», так, чтобы ум удер­жи­вался в посто­ян­ной памяти о Боге. «…Низ­веди ум свой из головы в сердце, и при­держи его там: и оттоле взывай умно-сер­дечно: «Гос­поди, Иисусе Христе, поми­луй мя!» — пишет прп. Гри­го­рий Синаит. «…Собрав ум свой, вводи его… путем дыха­ния внутрь, понудь его вместе с сим вды­ха­е­мым воз­ду­хом низойти в самое сердце и держи его там… Не остав­ляй его празд­ным, но дай ему сле­ду­ю­щие свя­щен­ные слова: «Гос­поди, Иисусе Христе, Сыне Божий, поми­луй мя!» — настав­ляет прп. Ники­фор Уеди­нен­ник. Навык «сто­я­ния умом в сердце» при­об­ре­та­ется долгим трудом, но само соче­та­ние ума с серд­цем — все­цело в воле Божией, оно — дар бла­го­дати. Ум, «улу­чив­ший место сердца», молит­вой соеди­няет раз­роз­нен­ные в чело­веке умствен­ные, душев­ные и духов­ные силы и спо­соб­но­сти, «вра­ща­ясь» в сердце, ум очи­щает сердце молит­вой и очи­ща­ется сам, про­све­ща­ется Боже­ствен­ной бла­го­да­тью. Как пишет свт. Фео­липт, «вос­си­я­вает Хри­стос на тверди моля­ще­гося ума; и всякий мира сего обычай отхо­дит, и ум исхо­дит на дело свое, т.е. на боже­ствен­ное поуче­ние до вечера». Это путь к совер­шен­ству ума, когда уму откры­ва­ется «веде­ние духов­ных вещей». По словам аввы Фили­мона, «совер­шен­ным ум бывает тогда, когда вкусит суще­ствен­ного веде­ния и соеди­нится с Богом». Только тогда ум начи­нает идти по пути своего истин­ного пред­на­зна­че­ния, вло­жен­ного в него изна­чально Твор­цом. Глав­ным сред­ством соче­та­ния ума с серд­цем и тем «помыс­лом-само­держ­цем», о кото­ром писал прп. Исихий, явля­ется непре­стан­ная молитва.

3. Апо­стол Павел при­зы­вал верных: «Непре­станно моли­тесь…» ( 1Сол.5:17 ; ср. Еф.6:18 ; Кол.1:3, 9 ). Этот апо­столь­ский призыв лег в основу прак­тики непре­стан­ной молитвы. В пра­во­слав­ной аске­ти­че­ской лите­ра­туре обычно выде­ляют три вида молитвы: сло­вес­ную, мыс­лен­ную и сер­деч­ную (иногда ее назы­вают умно-сер­деч­ной). Сло­вес­ная молитва тво­рится языком, ум же не вни­кает в слова молитвы, а сердце оста­ется холод­ным; мыс­лен­ная — тво­рится в уме, кото­рый вни­кает в слова молитвы, сочув­ствует им. Опи­са­ние тре­тьего вида или «образа» молитвы — соб­ственно исих­аст­ской молитвы — при­ве­дем по Доб­ро­то­лю­бию: «Третий образ (молитвы) воис­тину дивен есть и неудо­бо­изъ­яс­ним, и для тех, кото­рые не знают его опытно, не только неудо­бо­по­ня­тен, но кажется даже неве­ро­ят­ным… Ум (быть в сердце — отли­чи­тель­ная черта сего тре­тьего образа молитвы) да хранит сердце в то время, когда молится, и внутрь его да вра­ща­ется неот­ходно, и оттуда, из глу­бины сердца да вос­сы­лает молитвы к Богу».

Посто­ян­ная, чистая умно-сер­деч­ная молитва при­во­дит к тому, что молитва ста­но­вится «само­движ­ной». Монах-подвиж­ник может выпол­нять свои повсе­днев­ные дела, зани­маться ручным трудом, читать духов­ные книги, ходить на бого­слу­же­ния, но при этом молитва его не пре­ры­ва­ется: «…Сидишь ли, или ходишь, ешь или пьешь, или другое что дела­ешь, даже в глу­бо­ком сне молит­вен­ные бла­го­уха­ния будут вос­хо­дить из сердца без труда; если и умолк­нет она во сне, но внутрь тайно всегда свя­щенно-дей­ство­ваться будет, не пре­ры­ва­ясь».

О пре­бы­ва­нии умом в сердце с непре­стан­ной молит­вой гово­рили прп. Анто­ний Вели­кий, прп. Марк Подвиж­ник, авва Доро­фей, прп. Иоанн Лествич­ник, свт.Епи­фа­ний Кипр­ский, прп. Исайя Отшель­ник, почти все авторы Доб­ро­то­лю­бия, что сви­де­тель­ствует о древ­но­сти прак­тики непре­стан­ной умно-сер­деч­ной молитвы.2

Неко­то­рые отцы-подвиж­ники гово­рят о чет­вер­том виде молитвы. Прп. Максим Кап­со­ка­ли­вит (совре­мен­ник прп. Гри­го­рия Сина­ита) гово­рил: «…Когда бла­го­дать Свя­того Духа придет в чело­века посред­ством молитвы, тогда молитва пре­кра­ща­ется, так как ум тогда весь овла­де­ва­ется бла­го­да­тью Свя­того Духа… Ум такого чело­века науча­ется от Свя­того Духа высшим и сокро­вен­ным тайнам, кото­рых, по боже­ствен­ному Павлу, ни око чело­ве­че­ское не может видеть, ни ум ура­зу­меть сам собою нико­гда». Об этом же в сход­ных выра­же­ниях писал ранее свт. Исаак Сирин, назы­вав­ший это состо­я­ние «виде­нием молитвы». Это уже не молитва соб­ственно, а «вос­хи­ще­ние ума к Богу», пред­сто­я­ние перед Ним в чистом созер­ца­нии Боже­ствен­ного света и славы Божией.

4. Боль­шое зна­че­ние исих­а­сты при­да­вали чистоте молитвы, она явля­лась усло­вием и резуль­та­том чистоты сердца. Молитва должна быть не только непре­стан­ной, но и чистой — «нерас­се­ян­ной», «нераз­вле­ка­е­мой», «непа­ри­тель­ной». Поэтому сле­ду­ю­щей важ­ней­шей частью исих­аст­ской прак­тики сле­дует назвать без­мол­вие, вни­ма­ние, трез­ве­ние, хра­не­ние ума и сердца, кото­рые служат обре­те­нию чистой молитвы. О необ­хо­ди­мо­сти для подвиж­ника вни­ма­ния и трез­ве­ния подробно пишут Исихий пре­сви­тер Иеру­са­лим­ский, прп. Фило­фей Синай­ский, прп. Ники­фор Уеди­нен­ник, прп. Гри­го­рий Синаит, свт. Гри­го­рий Палама и др. Вни­ма­ние обычно пони­ма­ется свя­тыми отцами как сосре­до­то­чен­ность на памяти о Боге. Трез­ве­ние же объ­яс­ня­ется как сто­я­ние на страже внут­рен­них помыш­ле­ний и отгна­ние «облака злых помыс­лов… из атмо­сферы сердца». Иногда у неко­то­рых св. отцов вни­ма­ние и трез­ве­ние объ­еди­ня­ются, назы­ва­ясь хра­не­нием ума и сердца, а усло­вием вни­ма­ния и трез­ве­ния ста­но­вится «мол­чаль­ни­че­ство» или «без­мол­вие» (исихия), т.е. те эле­менты исих­аст­ской прак­тики, кото­рые дали назва­ние самому явле­нию. Наи­бо­лее подробно и глу­боко о без­мол­вии напи­сано прп. Иоан­ном Лествич­ни­ком, кото­рый посвя­тил ему в своей «Лествице» отдель­ную главу. Прп. Иоанн пишет: «Затво­ряй дверь келии для тела, дверь уст — для бесед, а внут­рен­нюю дверь души для лука­вых духов». Таким обра­зом, по прп. Иоанну, без­мол­вие бывает трех видов: «без­мол­вие» тела (уеди­не­ние), без­мол­вие уст (мол­чаль­ни­че­ство) и без­мол­вие души. Другие отцы назы­вают третий вид также без­мол­вием ума или сер­деч­ным без­мол­вием. Первые два вида без­мол­вия — лишь усло­вие для заня­тия непре­стан­ной умно-сер­деч­ной молит­вой, третий же — одно­вре­менно усло­вие, сред­ство и цель. Сред­ство — потому что без­мол­вие сердца дает ему воз­мож­ность сосре­до­то­читься на молитве, цель — потому что достичь без­мол­вия ума и сердца можно только молит­вой, и только в без­молв­ном уме (и сердце) может совер­шаться чистая нерас­се­ян­ная молитва. Таким обра­зом, чистая нераз­вле­ка­е­мая непа­ри­тель­ная молитва и есть без­мол­вие. Поэтому неко­то­рые подвиж­ники назы­вают исихию «свя­щен­ным без­мол­вием», а мона­хов, тво­ря­щих непре­стан­ную молитву, — свя­щенно-без­молв­ству­ю­щими.

5. Важ­ней­шее зна­че­ние в прак­тике непре­стан­ной молитвы имеет само содер­жа­ние молитвы, при­зы­ва­ние имени Божия: «Гос­поди Иисусе Христе, Сыне Божий, поми­луй мя греш­наго». Исихий, пре­сви­тер Иеру­са­лим­ский, учит: «…Одно и оди­на­ко­вым обра­зом совер­ша­е­мое всегда должны иметь мы дело — при­зы­ва­ние Иисуса Христа, Гос­пода нашего; с горя­чим серд­цем взывая к Нему, да даст Он нам при­ча­ститься и вку­сить имени Его». Отно­ше­ние к имени Божи­ему как к реаль­ной силе, как к энер­гии Божией уходит своими кор­нями в Свя­щен­ное Писа­ние, к тре­тьей запо­веди: «Не про­из­носи имени Гос­пода Бога твоего напрасно» ( Исх.20:7 ). Имя Божие свя­щенно, оно дано в Откро­ве­нии, оно достойно вся­че­ского почи­та­ния. Соло­мон, обра­ща­ясь в молитве к Богу, гово­рит: храм «я построил имени Твоему» ( 3Цар.8:44 ), и Гос­подь в ответ под­твер­ждает: храм этот «Я освя­тил имени Моему», «чтобы пре­бы­вать имени Моему там вовек» ( 3Цар.9:3, 7 ). Свя­щен­ная сила, слава и энер­гия имени Бога Отца поко­ится и на имени Сына как еди­но­сущ­ного Отцу. Имя Сыну Божи­ему дается не чело­ве­че­ским разу­ме­нием, а откры­ва­ется Гос­по­дом через ангела и пред­ска­зы­ва­ется через про­ро­ков. Поэтому от имени Сына Божия про­ро­че­ствуют ( Мф.7:22 ), Его именем творят чудеса ( Мф.7:22 ), уче­ни­ков нена­ви­дят за имя Его ( Мк.13:13 ; Лк.21:17 ), на имя Его будут упо­вать все народы ( Мф.12:21 ), веру­ю­щие соби­ра­ются во имя Его ( Мф.18:20 ) уче­ники остав­ляют свои дома ради имени Его ( Мф.19:29 ), люди веруют во имя Его ( Ин.1:12:2:23 ), имя Хри­стово выше вся­кого имени ( Флп.2:9 ), именем Его изго­ня­ются бесы им ( Лк.10:17 ). Поэтому в центре умно-сер­деч­ной молитвы стоит имя Хри­стово.

6. «Я свет миру», — гово­рит о Себе Спа­си­тель ( Ин.8:12 ), в одном из посла­ний св. апо­стол Иоанн утвер­ждает: «Бог есть свет» ( 1Ин.1:5 ). Здесь же сле­дует про­ци­ти­ро­вать и Откро­ве­ние св. Иоанна Бого­слова: «Спа­сен­ные будут ходить во свете»; «И ночи не будет там (в Цар­стве Небес­ном), и не будут иметь нужду ни в све­тиль­нике, ни в свете сол­неч­ном, ибо Гос­подь Бог осве­щает их». Свт. Гри­го­рий Палама, опи­ра­ясь на мно­го­чис­лен­ные упо­ми­на­ния света в Свя­щен­ном Писа­нии, изло­жил и защи­тил от напа­док учение о свете как нетвар­ной Боже­ствен­ной энер­гии. Важ­ней­шим сви­де­тель­ством явле­ния в мир этого Боже­ствен­ного света он считал собы­тие Пре­об­ра­же­ния Гос­подня на горе Фавор. Иисус Хри­стос, Сын Божий и Бог, есть Свет, но как Бого­че­ло­век он носит в себе этот Свет скры­тым. Пре­об­ра­же­ние — это под­твер­жде­ние и того, что Бог есть Свет, и того, что Свет этот, будучи транс­цен­дент­ным по сущ­но­сти, как энер­гия Божия спо­со­бен сойти в имма­нент­ный мир, и того, что чело­век в опре­де­лен­ном состо­я­нии ста­но­вится спо­со­бен созер­цать этот нетвар­ный свет и при­ни­мать его в себя. «Молитва явля­ется пода­тель­ни­цей сего бла­жен­ного виде­ния» (света), — пишет свт. Гри­го­рий. Молитва очи­щает ум, делает его «све­то­вид­ным», и подвиж­ник вос­хо­дит на такую сту­пень бого­по­зна­ния, когда может «узреть» Христа «боже­ственно и неиз­ре­ченно сверх­си­я­ю­щего».

В рабо­тах об иси­хазме «бого­сло­вие света» свя­зы­ва­ется почти исклю­чи­тельно с именем свт. Гри­го­рия Паламы, но прак­тика непре­стан­ной молитвы всегда счи­тала своей вер­ши­ной именно явле­ние и виде­ние Боже­ствен­ного света. Вот одно из сви­де­тельств, отно­ся­ще­еся к IV веку: «Душа, кото­рую Дух, уго­то­вав­ший ее в седа­лище и оби­тель себе, спо­до­бил при­об­щиться света Его и осиял кра­со­тою неиз­ре­чен­ной славы Своей, дела­ется вся — светом… Сам Хри­стос и носим бывает душою, и водит ее», — пишет Мака­рий Вели­кий. «Души пра­вед­ных, — учит он же, — соде­лы­ва­ются светом небес­ным». Исихий пре­сви­тер еще в V веке увя­зы­вал между собой «свет» и «имя». У него, а позже у Фео­липта Фила­дель­фий­ского, осо­бенно ясно про­сту­пает вза­и­мо­связь учений о Боже­ствен­ном имени и Боже­ствен­ном свете. «…Святое и досто­по­кло­ня­е­мое имя Гос­пода Иисуса, непре­станно сияя в уме, порож­дает бес­чис­лен­ное мно­же­ство солн­це­вид­ных помыш­ле­ний», — пишет Исихий пре­сви­тер, а свт. Фео­липт утвер­ждает: «Когда мысль часто при­зы­вает имя Гос­пода, а ум напря­женно вни­мает сему при­зы­ва­нию Боже­ствен­ного имени, тогда свет уве­де­ния Бога своим Богом, как облако свет­лое, осе­няет всю душу». Виде­ние Боже­ствен­ного света за три с поло­ви­ной века до свт. Гри­го­рия Паламыопи­сы­вал прп. Симеон Новый Бого­слов. Он, гово­рит о себе в тре­тьем лице прп. Симеон, «был весь срас­тво­рен с неве­ще­ствен­ным оным светом, и ему каза­лось, что он сам стал светом… и спо­до­бился уви­деть слад­чай­ший оный свет мыс­лен­ного Солнца правды, Гос­пода нашего Иисуса Христа, како­вый свет удо­сто­ве­рил его, что он имел вос­при­ять и буду­щий свет». Именно это состо­я­ние неко­то­рые подвиж­ники, как выше отме­ча­лось, назы­вали чет­вер­тым, высшим и не всем (даже из совер­шен­ных) доступ­ным видом молитвы. Итак, ум в сердце, непре­стан­ная молитва, без­мол­вие с трез­ве­нием, при­зы­ва­ние имени Божия, Боже­ствен­ный свет — вот состав­ные части исихии и иси­хазма как учения о ней.

В бого­сло­вии свт. Гри­го­рия Паламы важное место зани­мало учение о Боже­ствен­ных энер­гиях. Оно имеет прежде всего дог­ма­ти­че­ское и веро­учи­тель­ное зна­че­ние, но отдель­ные выводы этого учения прямо свя­заны с исих­аст­ской прак­ти­кой, либо выте­кая из нее, либо задним числом под­твер­ждая, обос­но­вы­вая и защи­щая ее. Для оппо­нента и про­тив­ника свт. Гри­го­рия Вар­ла­ама Калаб­рийца, как позже Акин­дина, энер­гия — нечто отлич­ное от Боже­ствен­ной при­роды и твар­ное. Пра­во­слав­ная точка зрения состоит в том, что энер­гия про­ис­хо­дит от сущ­но­сти, она не сотво­рена, и бла­го­дать, кото­рую полу­чают от Бога святые, явля­ется несо­тво­рен­ной, но это не сущ­ность Божия, а неот­де­ли­мая от Него энер­гия, сле­до­ва­тельно Бог явля­ется доступ­ным для чело­века, бла­го­даря своей при­род­ной и сущ­ност­ной энер­гии.4 Как спра­вед­ливо отме­чает прот. Иоанн Мей­ен­дорф, иси­хазм в соб­ствен­ном смысле слова «не явля­ется необ­хо­ди­мым эле­мен­том в бого­сло­вии Паламы», но верно и обрат­ное: иси­хазм как «умное дела­ние» и опыт­ное бого­сло­вие этого дела­ния сло­жи­лись задолго до своего под­твер­жде­ния в бого­сло­вии свт. Гри­го­рия. Иси­хазм прак­ти­че­ский, послу­жив толч­ком к началу споров, стал зна­ме­нем сто­рон­ни­ков Паламы. Поле­мика свт. Гри­го­рия с Вар­ла­а­мом и его после­до­ва­те­лями была названа «исих­аст­ской» по при­знаку, не име­ю­щему пря­мого или обя­за­тель­ного отно­ше­ния к содер­жа­нию споров. Термин «пала­мит­ские» споры (о свете, о имени Божием, о Боже­ствен­ной энер­гии) нам пред­став­ля­ется более точным. Учение свт. Гри­го­рия о нетвар­ных энер­гиях на собо­рах 1341, 1347 и 1351 годов было понято и при­нято как про­дол­же­ние свя­то­оте­че­ского, оно не стояло в прямой связи с исих­аст­ской прак­ти­кой и иси­хаз­мом самого свт. Гри­го­рия.

Наиме­но­ва­ние «иси­хазм» дано прак­тике и бого­сло­вию «умного дела­ния», на наш взгляд, по вто­ро­сте­пен­ному и отно­си­тель­ному при­знаку: без­мол­вие (исихия) — лишь одна и не самая глав­ная из состав­ля­ю­щих частей иси­хазма. Св. отцы-подвиж­ники нико­гда не стре­ми­лись к тер­ми­но­ло­ги­че­ской чистоте в изло­же­нии своего духов­ного опыта. Для них было важнее дать наи­бо­лее полное, точное и мно­го­сто­рон­нее опи­са­ние явле­ния, а не заклю­чить его в тер­ми­но­ло­ги­че­ские рамки и гра­ницы, неиз­бежно обед­нив­шие бы все богат­ство самого фено­мена исихии — свя­щен­ного без­мол­вия. Они про­хо­дили молитву опыт­ным путем и писа­ния свои пред­ла­гали не как бого­слов­скую теорию, а как прак­ти­че­ское руко­вод­ство для жела­ю­щих и склон­ных упраж­няться в непре­стан­ной молитве, настав­ляя поль­зо­ваться не только кни­гами, но и сове­тами опыт­ных в этом деле мона­хов, стар­цев, ого­ва­ри­ва­ясь при этом, что многое в их писа­ниях для людей, не име­ю­щих лич­ного молит­вен­ного опыта, будет непо­нятно или понято пре­вратно. Но друг друга подвиж­ники-исих­а­сты пони­мали пре­красно, несмотря на тер­ми­но­ло­ги­че­скую поли­фо­нию. Прп. Ники­фор Уеди­нен­ник писал: «Вни­ма­ние неко­то­рые из святых назы­вали блю­де­нием ума, иные — хра­не­нием сердца, иные трез­ве­нием, иные мыс­лен­ным без­мол­вием, а иные — еще как иначе». Автор «Слова о трех обра­зах молитвы» заме­чал: «Это дела­ние (хра­не­ние сердца) неко­то­рые из отцов назвали сер­деч­ным без­мол­вием; другие назвали его вни­ма­нием; иные — трез­ве­нием и про­ти­во­ре­чием (помыс­лам), иные еще — рас­смот­ре­нием помыс­лов и хра­не­нием ума». Эти опре­де­ле­ния можно допол­нить дру­гими, встре­ча­ю­щи­мися в Доб­ро­то­лю­бии не реже: Иису­сова молитва, умная молитва, сер­деч­ная молитва, умно-сер­деч­ная молитва, непре­стан­ная молитва; умное дела­ние, сер­деч­ное дела­ние, духов­ное дела­ние, тайное дела­ние; сокро­вен­ное поуче­ние, тайное поуче­ние и др. Во всех этих опре­де­ле­ниях пере­ме­ща­ется, сдви­га­ется акцент с одного эле­мента исих­аст­ской прак­тики на другой. Если подвиж­ники делали уда­ре­ние (по каким-либо, напри­мер, дидак­ти­че­ским при­чи­нам) на первом эле­менте, они назы­вали свою прак­тику сер­деч­ной молит­вой, если на втором — умным дела­нием, если на тре­тьем — непре­стан­ной молит­вой, если на чет­вер­том — хра­не­нием ума и сердца или свя­щен­ным без­мол­вием, иси­хией, если на пятом — Иису­со­вой молит­вой, если же на шестом — вос­хи­ще­нием к Богу, виде­нием Боже­ствен­ного Света или чет­вер­тым обра­зом молитвы. Но все это сто­роны одной и той же прак­тики, одного и того же дела­ния, и только все вместе в своем един­стве они дают пред­став­ле­ние о содер­жа­нии иси­хазма во всем его объеме, во всей его сим­фо­ни­че­ской пол­ноте и мно­го­об­ра­зии.

Прот. Иоанн Мей­ен­дорф спра­вед­ливо при­зы­вает раз­де­лять по край­ней мере четыре смысла тер­мина иси­хазм:

Согла­ша­ясь с таким деле­нием, нам хоте­лось бы отме­тить, что эти «три иси­хазма» нельзя про­ти­во­по­став­лять. Сами дела­тели умной молитвы во все вре­мена ощу­щали себя в русле единой пра­во­слав­ной тра­ди­ции. В исих­аст­ской прак­тике за всю исто­рию ее суще­ство­ва­ния можно выде­лить неиз­мен­ное ядро (шесть пере­чис­лен­ных выше эле­мен­тов), кото­рое поз­во­ляет гово­рить о ее един­стве и пре­ем­ствен­но­сти от пре­по­доб­ных Анто­ния и Мака­рия Вели­ких через прп. Гри­го­рия Сина­ита и свт. Гри­го­рия Паламы до оптин­ских стар­цев и прп. Силу­ана Афон­ского.

Вместе с прак­ти­кой свя­щен­ного без­мол­вия родился и «бого­слов­ский иси­хазм». Как это ясно про­сле­жи­ва­ется по писа­ниям подвиж­ни­ков, сле­до­вало бы выде­лять два вида бого­слов­ского иси­хазма: «опыт­ный» и тео­ре­ти­че­ский, кото­рые заметно отли­ча­ются друг от друга как по содер­жа­нию и языку, так и по направ­лен­но­сти и целям. Опыт­ное бого­сло­вие иси­хазма — опи­са­ние лич­ного опыта «умного дела­ния», состав­лен­ное часто по просьбе уче­ни­ков, поэтому нося­щее харак­тер руко­вод­ства. В таких писа­ниях нет или почти нет тео­ре­ти­зи­ро­ва­ния и обоб­ще­ний, но детально изла­га­ется путь молит­вен­ника от первых попы­ток непре­стан­ной молитвы до виде­ния Боже­ствен­ного света, с ука­за­нием опас­но­стей, под­сте­ре­га­ю­щих подвиж­ника на этом пути. Внутри прак­ти­че­ского иси­хазма не воз­ни­кало споров по поводу самой необ­хо­ди­мо­сти умно-сер­деч­ной молитвы, при­роды Боже­ствен­ного света или имени Иису­сова. Опыт­ное бого­сло­вие иси­хазма поло­жи­тельно и само­до­ста­точно, поэтому в нем нет поле­мики. Споры же были навя­заны иси­хазму и его «опыт­ному» бого­сло­вию извне, и только тогда роди­лось тео­ре­ти­че­ское бого­сло­вие иси­хазма не как есте­ствен­ное про­дол­же­ние исих­аст­ской прак­тики и «бого­сло­вия опыта», а как защита иси­хазма от напа­док его про­тив­ни­ков, не имев­ших, кстати, опыта свя­щен­ного без­мол­вия, а иногда и про­стого опыта пра­во­слав­ной молитвы.5

В рабо­тах, посвя­щен­ных иси­хазму, при­нято также делить его на созер­ца­тель­ный и дея­тель­ный. Что это может дать для более глу­бо­кого его пони­ма­ния? Раз­ли­чия в духов­ном облике исих­а­ста-созер­ца­теля и исих­а­ста-дела­теля, как нам пред­став­ля­ется, не вза­и­мо­ис­клю­ча­ю­щие, а допол­ня­ю­щие друг друга. Одни подвиж­ники были более склонны к созер­ца­тель­ной жизни (Анто­ний Вели­кий или Анто­ний Киево-Печер­ский), и потому их жизнь внешне более аске­тична, они надолго углуб­ля­ются в непре­стан­ную молитву, лишь изредка согла­ша­ясь настав­лять уче­ни­ков, и только еди­ницы по осо­бому при­зва­нию ухо­дили в совер­шен­ное без­мол­вие. Другие подвиж­ники, обретя в уеди­не­нии непре­стан­ную молитву (часто после мно­го­лет­них подви­гов, как прп. Сера­фим Саров­ский),6 выхо­дили для посто­ян­ного слу­же­ния братии мона­стыря и миря­нам. Но и они часто уеди­ня­лись для «умного дела­ния», как бы воз­об­нов­ляя запасы той боже­ствен­ной энер­гии, кото­рую давала им молитва и кото­рую они с такой щед­ро­стью раз­да­вали при­хо­дя­щим к ним за помо­щью. На основе житий можно сде­лать вывод, что и более дея­тель­ные вовне (но не менее дея­тель­ные вовнутрь) подвиж­ники нередко, осо­бенно к концу жизни, начи­нали тяго­титься посе­ти­те­лями и ухо­дили в без­мол­вие и затвор.

Еще в 60‑х годах Г.М. Про­хо­ров пред­ло­жил термин «поли­ти­че­ский иси­хазм» и даже «внешне-поли­ти­че­ский иси­хазм». С помо­щью этих поня­тий сде­лана попытка обо­зна­чить тот период, когда сто­рон­ники учения свт. Гри­го­рия, как цер­ков­ные дея­тели, так и высо­ко­по­став­лен­ные миряне, зани­мали боль­шую часть госу­дар­ствен­ных и цер­ков­ных постов, долж­но­стей и поэтому заметно влияли на поли­тику госу­дар­ства и дея­тель­ность церкви, активно участ­вуя не только в бого­слов­ских спорах, но и в граж­дан­ских рас­прях, в поли­ти­че­ской борьбе, кото­рой была занята в то время Визан­тия. Но весь опыт исихии сви­де­тель­ствует о том, что Иису­сову молитву легко поте­рять, она тре­бует посто­ян­ной памяти о Боге, упраж­не­ния и уеди­не­ния. Даже «само­движ­ная» молитва может угас­нуть от лено­сти, рас­се­ян­но­сти, от мир­ских забот. Свет­ская жизнь, «суета сует» про­ти­во­по­ка­заны «умному дела­нию». Непре­стан­ную молитву уда­ва­лось сов­ме­щать со стар­че­ством, уст­ными и пись­мен­ными настав­ле­ни­ями братии, руко­вод­ством мона­сты­рем и духов­ни­че­ством, епи­скоп­ским слу­же­нием. И это полу­ча­лось не всегда и далеко не у всех. Осталь­ные виды дея­тель­но­сти, внеш­него слу­же­ния людям не нашли места и, сле­до­ва­тельно, под­твер­жде­ния в прак­тике иси­хазма.

Что же такое «поли­ти­че­ский иси­хазм»? Если речь идет о том, что среди участ­ни­ков обще­ственно-поли­ти­че­ской борьбы были исих­а­сты-прак­тики (прежде всего свт. Гри­го­рий Палама, позже пат­ри­арх Фило­фей, Иоанн Кан­та­ку­зин, Нико­лай Кава­сила и др.), то их было мень­шин­ство и опыт непре­стан­ной молитвы их был огра­ни­чен родом их дея­тель­но­сти, поскольку исихия и поли­тика несов­ме­стимы. Если же речь идет о пре­об­ла­да­нии в поли­ти­че­ской жизни Визан­тии сто­рон­ни­ков учения свт.Григория (часто не имев­ших отно­ше­ния ни к прак­тике свя­щен­ного без­мол­вия, ни к ее бого­сло­вию), то само учение в стро­гом смысле нельзя назвать «исих­аст­ским», а тем более его адеп­тов — «исих­астами». Термин «поли­ти­че­ский иси­хазм», как нам кажется, непо­мерно рас­ши­ряет гра­ницы при­ме­не­ния тер­мина иси­хазм, так что он теряет свое глу­бин­ное и истин­ное содер­жа­ние.

Нельзя не задаться вопро­сом: когда хри­сти­ан­ская Русь зна­ко­мится с иси­хаз­мом? Если иси­хазм — это прак­тика непре­стан­ной умно-сер­деч­ной Иису­со­вой молитвы, то без сомне­ния иси­хазм при­хо­дит на Русь вместе с хри­сти­ан­ством и мона­ше­ством, прежде всего афон­ским (прп. Анто­ний Печер­ский). Леонид Успен­ский ссы­ла­ется на книгу М.А. Тахьяоса «Вли­я­ние иси­хазма на жизнь рус­ской церкви в 1328–1406 гг.», в кото­рой гре­че­ский ученый ука­зы­вает на следы исих­аст­ской прак­тики в домон­голь­ской Руси. Известно, что прп. Анто­ний Печер­ский дважды жил на Афоне и по воз­му­жа­нии прп. Фео­до­сия уеди­нился для «умного дела­ния» в пещере. Также и прп. Фео­до­сий на весь Вели­кий пост уеди­нялся в пещере для молитвы, при­зы­вая имя Хри­стово — силу Божию; по сви­де­тель­ству Киево-Печер­ского пате­рика, святой спо­до­бился при­ча­стия Боже­ствен­ного света: после уеди­не­ния и молитвы пре­по­доб­ный воз­вра­щался в мона­стырь, «яко Моисий с горы Синай­скыа, душею сиаа паче лица Мои­си­ева». «Без­пре­стани» и «втайне» взы­вать к Гос­поду при­зы­вал Вла­ди­мир Моно­мах в своем Поуче­нии, но ведь это тер­ми­но­ло­гия подвиж­ни­ков-исих­а­стов. О бес­пре­стан­ной молитве гово­рится в крат­ких житиях печер­ских мона­хов Никона-чер­но­ризца, Гри­го­рия-чудо­творца и других. Может быть, наи­бо­лее яркое сви­де­тель­ство рас­про­стра­не­ния исихии в мона­сты­рях можно обна­ру­жить в «Слове о пре­по­доб­ном Свя­тоше князе Чер­ни­гов­ском» из Киево-Печер­ского пате­рика: «В оустех же всегда имаше молитву Иису­сову без­пре­стани: Гос­поди Иисусе Христе, Сыне Божий, поми­луй мя!». Исих­а­стом-прак­ти­ком были прп. Сергий Радо­неж­ский, о чем убе­ди­тельно напи­сано Г.П. Федо­то­вым. Можно быть уве­рен­ным, что молитва Иису­сова была зна­кома не только мона­хам, но и миря­нам от Вла­ди­мира Моно­маха до безы­мян­ного автора «Откро­вен­ных рас­ска­зов стран­ника духов­ному своему отцу» и его мно­го­чис­лен­ных собе­сед­ни­ков. В мона­ше­ской же среде прак­тика непре­стан­ной молитвы то ухо­дила на пери­фе­рию рели­ги­оз­ной жизни (что отме­чено в свое время прп. Гри­го­рием Сина­и­том, а через несколько сто­ле­тий прп. Паи­сием Велич­ков­ским), то ожив­ля­лась и раз­го­ра­лась с новой силой, но не уга­сала нико­гда.

Был ли исих­а­стом прп. Сера­фим Саров­ский? При­ве­дем только две цитаты из его писа­ний. «Истинно решив­ши­еся слу­жить Гос­поду Богу должны упраж­няться в памяти Божией и непре­стан­ной молитве ко Иисусу Христу, говоря умом: Гос­поди Иисусе Христе, Сыне Божий, поми­луй мя греш­ного… Тако­вым упраж­не­нием при сохра­не­нии себя от рас­се­я­ния и при соблю­де­нии мира сове­сти, можно при­бли­зиться к Богу и соеди­ниться с Ним». «Когда же ум и сердце будут соеди­нены в молитве и помыслы души не рас­се­яны, тогда сердце согре­ва­ется теп­ло­тою духов­ною, в кото­рой вос­си­яет свет Хри­стов…». В этом крат­ком поуче­нии прп. Сера­фима о молитве мы нахо­дим все шесть выде­лен­ных эле­мен­тов иси­хазма. Нельзя не обра­тить вни­ма­ния на то, что в своих запи­сях вели­кий старец цити­рует таких стол­пов исихии, как свт. Исаак Сирин, прп. Симеон Новый Бого­слов, прп. Гри­го­рий Синаит, Кал­лист пат­ри­арх и Игна­тий инок, а также св. Дио­ни­сия Аре­о­па­гита, свт. Иоанна Зла­то­уста, свт.Гри­го­рия Бого­слова, прп.Мака­рия Вели­кого. Прп.Серафим был не только исих­а­стом-прак­ти­ком, но и хорошо знал опыт­ное бого­сло­вие иси­хазма, причем по его лучшим образ­цам.

Ни в коем случае не желая при­умень­шать мас­штабы подвига, совер­шен­ного прп. Паи­сием Велич­ков­ским в воз­рож­де­нии умного дела­ния7, нам все же хоте­лось бы отме­тить, что пример прп. Сера­фима Саров­ского, неза­ви­симо от прп. Паисия достиг­шего пре­дель­ных высот Иису­со­вой молитвы и оста­вив­шего крат­кое, но уди­ви­тельно силь­ное, точное и глу­бо­кое изло­же­ние лич­ного опыта такой молитвы, сви­де­тель­ствует о том, что прак­тика Иису­со­вой молитвы, свя­щен­ного без­мол­вия в рус­ских мона­сты­рях не уми­рала, не пре­кра­ща­лась, даже не пре­ры­ва­лась. Оче­видно, что такой вели­кий подвиж­ник не мог вырасти на пустом месте, ведь у пре­по­доб­ного были свои старцы-руко­во­ди­тели, а у них в свою оче­редь также опыт­ные настав­ники, след кото­рых теря­ется в глу­бине веков.

Нема­лое место в поле­мике Вар­ла­ама Калаб­рийца против иси­хазма зани­мала кри­тика и даже высме­и­ва­ние психо-сома­ти­че­ских при­е­мов (дыха­ние, поза и пр.) умно-сер­деч­ной молитвы. Здесь нельзя не обра­тить вни­ма­ния на то, что столь важное зна­че­ние этой сто­роне исих­аст­ской прак­тики при­дано именно про­тив­ни­ками иси­хазма. В исклю­чи­тельно ценной статье архи­епи­скопа Васи­лия (Кри­во­ше­ина), напи­сан­ной в быт­ность его афон­ским мона­хом, убе­ди­тельно пока­зано, что, во-первых, психо-сома­ти­че­ские приемы в умно-сер­деч­ной молитве нико­гда не объ­яв­ля­лись обя­за­тель­ными, а дава­лись как реко­мен­да­ция, во-вторых, они не имели само­сто­я­тель­ного зна­че­ния, а были лишь вспо­мо­га­тель­ным сред­ством, в‑третьих, успех в молитве, что посто­янно под­чер­ки­вали все подвиж­ники, в конеч­ном счете зави­сит не от чело­ве­че­ских усилий, а тем более каких-либо внеш­них при­е­мов, а от Бога: непре­стан­ная умная молитва — дар Божий. В этом смысле Вар­лаам Калаб­риец был с самого начала в ложном поло­же­нии, поскольку знал «умное дела­ние» по книгам и пона­слышке и кри­ти­ко­вал его с пози­ций логи­че­ского раци­о­на­лизма и абстракт­ного гума­низма. При этом Вар­лаам вна­чале кари­ка­турно описал прак­тику Иису­со­вой молитвы, и впо­след­ствии объ­ек­том его выпа­дов была не столько прак­тика иси­хазма в целом, сколько его соб­ствен­ная паро­дия на эту прак­тику, пре­иму­ще­ственно же лишь на одну из состав­ля­ю­щих ее частей — необя­за­тель­ные психо-сома­ти­че­ские приемы в изло­же­нии прп. Ники­фора Уеди­нен­ника. Вар­лаам кри­ти­ко­вал опыт, прак­тику, не имея такого опыта лично, и это было его слабое место.8 Свт. Гри­го­рий Палама высту­пил против него именно как исих­аст-прак­тик, дела­тель умной молитвы, кото­рый около два­дцати лет прожил в афон­ских мона­сты­рях, при­об­рел личный опыт Иису­со­вой молитвы и собрал много сви­де­тельств о ней у мона­хов, про­хо­див­ших ее опыт­ным путем. В свт. Гри­го­рии счаст­ливо соеди­ни­лись исих­аст-прак­тик, хорошо зна­ко­мый с опыт­ным бого­сло­вием, и бле­стя­щий бого­слов и поле­мист. И про­из­ве­де­ния его можно раз­де­лить на две группы:

а) писа­ния исих­а­ста-прак­тика, в кото­рых све­тится опыт­ное знание «умного дела­ния», личный молит­вен­ный опыт;
б) тво­ре­ния апо­ло­ге­ти­че­ского и поле­ми­че­ского харак­тера, при­зван­ные бого­слов­ски раз­вер­нуть, обос­но­вать, защи­тить не только исих­аст­скую прак­тику (это было только нача­лом), а пра­во­слав­ное учение о Боге, Бого­ве­де­нии и пра­во­слав­ную антро­по­ло­гию — учение о чело­веке. Поле­мика между Вар­ла­а­мом и свт. Гри­го­рием выли­лась в конце концов в прин­ци­пи­аль­ный спор между Пра­во­сла­вием и ита­льян­ским Воз­рож­де­нием с его секу­ля­ри­за­цией куль­туры и бого­слов­ской мысли (пере­хо­дом от бого­сло­вия к рели­ги­оз­ной фило­со­фии), между пра­во­слав­ным уче­нием о Боге и диа­лек­ти­че­ски поня­тым апо­фа­ти­че­ским бого­сло­вием, между пра­во­слав­ным пони­ма­нием имени Божия и номи­на­ли­сти­че­ским агно­сти­циз­мом, а также в опре­де­лен­ной мере между Пра­во­сла­вием и Като­ли­циз­мом.

Как уже отме­ча­лось, задолго до поле­мики, нача­той Вар­ла­а­мом Калаб­рий­цем, отцы-подвиж­ники пре­ду­пре­ждали, что в их писа­ниях для людей, не име­ю­щих лич­ного опыта «умного дела­ния», многое будет непо­нятно, даже неве­ро­ятно, или же будет понято пре­вратно. С тех пор, несмотря ни на что, «вопи­ю­щие заблуж­де­ния», по выра­же­нию В. Лос­ского, отно­си­тельно исих­аст­ской прак­тики, а также ее кари­ка­тур­ное изло­же­ние и изоб­ра­же­ние про­дол­жают бла­го­по­лучно здрав­ство­вать. Сна­чала цитата 80-летней дав­но­сти: «Исих­а­сты — (пре­бы­ва­ю­щие в покое), пред­ста­ви­тели мисти­че­ского дви­же­ния в среде гре­че­ского мона­ше­ства XIV стол., на Афоне. Некот. из мона­ше­ству­ю­щих при­знали, что суще­ствует вечный, несо­здан­ный боже­ствен­ный свет, кото­рый неко­гда явился на горе Фаворе во время Пре­об­ра­же­ния Гос­подня, а тогда, в XIV в., про­сиял им в награду за их отшель­ни­че­скую жизнь. В целях укреп­ле­ния и под­дер­жа­ния этого света, они по целым дням и ночам пре­бы­вали в коле­но­пре­кло­нен­ном поло­же­нии, опу­стив голову на грудь и уста­вив глаза в сере­дину живота (в пуп). Дви­же­ние исих. было непро­дол­жи­тельно и скоро пре­кра­ти­лось. Идеи исих. про­по­ве­до­вал впо­след­ствии Кава­сила».9 Это опи­са­ние иси­хазма, достой­ное пера Вар­ла­ама Калаб­рийца, взято из «Пол­ного пра­во­слав­ного бого­слов­ского энцик­ло­пе­ди­че­ского сло­варя», состав­лен­ного, как отме­чено в анно­та­ции, «на основе лучших иссле­до­ва­ний спе­ци­а­ли­стов». И такое напи­сано более чем через сто­ле­тие после трудов прп. Паисия (Велич­ков­ского) об Иису­со­вой молитве, через сто­ле­тие после явле­ния Боже­ствен­ного света прп. Сера­фиму Саров­скому, опи­сан­ного Мото­ви­ло­вым, и через десять лет после про­слав­ле­ния прп. Сера­фима в лике святых; это напи­сано после сто­ле­тия непре­стан­ной молитвы вели­ких стар­цев Опти­ной Пустыни, это напи­сано в то время, когда исклю­чи­тель­ной попу­ляр­но­стью поль­зу­ются «Откро­вен­ные рас­сказы стран­ника духов­ному своему отцу», при­ло­же­ние к первой части кото­рых явля­ется насто­я­щей энцик­ло­пе­дией иси­хазма.

Эти пред­став­ле­ния об иси­хазме не явля­лись чем-то исклю­чи­тель­ным для того вре­мени. Про­ци­ти­руем еще одну заметку об иси­хазме из «Настоль­ной книги для свя­щенно-цер­ковно-слу­жи­те­лей» С.В. Бул­га­кова, выдер­жав­шей несколько изда­ний в конце XIX — начале XX века. Она поме­щена в раз­деле «Рас­колы, ереси, секты и проч.» между ста­тьей об ико­но­бор­че­стве и ста­тьей об иудей­ству­ю­щих. При­ве­дем ее цели­ком: «Исих­а­сты (т.е. спо­кой­ные). Так назы­ва­лось в Греции в XIV в. мона­ше­ству­ю­щее сосло­вие мисти­ков, кото­рые отли­ча­лись самою стран­ною меч­та­тель­но­стию. Они почи­тали пупок сре­до­то­чием душев­ных сил и, сле­до­ва­тельно, цен­тром созер­ца­ния и думали, что, поло­жив под­бо­ро­док на грудь и без­пре­станно смотря на пуп, можно видеть рай­ский свет и насла­ждаться лице­зре­нием небо­жи­те­лей. Это спо­кой­ное сосре­до­то­чие на одном пункте, отвле­ка­ю­щее мысль от всего внеш­него, пред­став­ля­лось необ­хо­ди­мым усло­вием вос­при­я­тия несо­здан­ного света. От внут­рен­него спо­кой­ствия при­вер­женцы этого учения и полу­чили свое назва­ние. Они пре­иму­ще­ственно жили на Афон­ской горе. На Кон­стан­ти­но­поль­ском соборе 1341 г. исих­а­сты, покро­ви­тель­ству­е­мые импе­ра­то­ром Анд­ро­ни­ком Палео­ло­гом Млад­шим и рев­ностно защи­ща­е­мые Гри­го­рием Пала­мою, впо­след­ствие архи­епи­ско­пом Фес­са­ло­ни­кий­ским, одер­жали верх в прении о суще­стве этого света с Вар­ла­а­мом, Калаб­рий­ским мона­хом. Вздор­ное мнение исих­а­стов об усло­виях вос­при­я­тия несо­здан­ного света вскоре само собою пре­дано было забве­нию».

В этих ста­тьях все, или почти все, — неправда. Сами исих­а­сты свя­зы­вали слово «исихия» не с пре­бы­ва­нием в покое, а прежде всего с мол­чаль­ни­че­ством и без­мол­вием (тела, уст, души), уми­ре­нием помыс­лов и уеди­не­нием. Неверно отно­сить его начало исклю­чи­тельно к XIV веку, как уже гово­ри­лось, корни его уходят в IV век и глубже. И не Афон его исток, а еги­пет­ская Фива­ида и Пале­стина. Не «неко­то­рые из мона­ше­ству­ю­щих» при­зна­вали Боже­ствен­ный свет, а многие Св. Отцы, и с XIV века, после трех так назы­ва­е­мых пала­мит­ских Собо­ров, учение о нетвар­ном свете стало обще­пра­во­слав­ным. Явле­ние Боже­ствен­ного света подвиж­нику — не награда за отшель­ни­че­скую жизнь, а форма Бого­ве­де­ния: с одной сто­роны, это мак­си­маль­ное воз­рас­та­ние духов­ной спо­соб­но­сти чело­века видеть неви­ди­мое, с другой — нис­хож­де­ние Божие в виде нетвар­ной энер­гии. Психо-сома­ти­че­ские приемы подвиж­ники исполь­зо­вали не для «укреп­ле­ния и под­дер­жа­ния света», а лишь вна­чале для обре­те­ния непре­стан­ной молитвы, стрем­ле­ние же к раз­лич­ным виде­ниям, в том числе и света, кате­го­ри­че­ски запре­ща­лось.10 Неверно и «по целым дням и ночам». Наобо­рот, опыт­ные подвиж­ники сове­то­вали для Иису­со­вой молитвы уде­лять особое время, а в осталь­ное — петь псалмы, читать Свя­щен­ное Писа­ние и Святых Отцов, зани­маться руко­де­лием. Не обя­за­тельна также и коле­но­пре­кло­нен­ная поза, боль­шин­ство подвиж­ни­ков сове­то­вало сесть на невы­со­кий стул, другие (очень редко) реко­мен­до­вали стоять. Неверно, что глаз надо уста­вить в сере­дину живота — отсюда пре­зри­тель­ная кличка «пупо­душ­ники», — неверно это, конечно, в общем и целом, т.е. если мы откор­рек­ти­руем писа­ния прп. Ники­фора Уеди­нен­ника тру­дами других подвиж­ни­ков-исих­а­стов. Глаза сове­то­ва­лось закры­вать, а мыс­лен­ный взор сосре­до­та­чи­вать в верх­ней части груди, кото­рую и назы­вали «серд­цем», и там умом взы­вать к Богу Иису­со­вой молит­вой. Неверно, что дви­же­ние исих­а­стов скоро пре­кра­ти­лось, — оно живо и сейчас, без непре­стан­ной умно-сер­деч­ной молитвы нет мона­ше­ства. Прп. Силуан Афон­ский, другие афон­ские гре­че­ские и рус­ские старцы тому яркое и убе­ди­тель­ное сви­де­тель­ство. И совсем непо­нятно, почему в первой статье не упо­мя­нуты ни прп. Гри­го­рий Синаит, ни свт. Гри­го­рий Палама, но назы­ва­ется имя их после­до­ва­теля Нико­лая Кава­силы. Во второй статье исих­а­сты обви­ня­ются в меч­та­тель­но­сти, хотя, если мы начнем их вни­ма­тельно читать, то не можем не обна­ру­жить посто­ян­ные предо­сте­ре­же­ния от меч­та­тель­но­сти. Автор как будто жалеет, что на Соборе побе­дило пра­во­слав­ное учение о нетвар­ном Боже­ствен­ном Свете, а не фило­соф­ское учение Вар­ла­ама, при этом он при­пи­сы­вает бого­слов­скую победу покро­ви­тель­ству импе­ра­тора и «рев­ност­ной защите» учения свт. Гри­го­рием Пала­мой, кстати, не назы­вая его святым. Нако­нец, в прямом смысле «выстра­дан­ное» и соборно одоб­рен­ное 550 лет назад пра­во­слав­ное учение о Боже­ствен­ном Свете автор назы­вает вздор­ным мне­нием. Таков уро­вень пред­став­ле­ний об иси­хазме в бого­слов­ской энцик­ло­пе­дии и Настоль­ной книге свя­щен­но­слу­жи­теля 1913 года.11 Насколько же велик был разрыв между прак­ти­кой Иису­со­вой молитвы с ее пло­дами при­ча­стия Боже­ствен­ного Света и «луч­шими иссле­до­ва­ни­ями спе­ци­а­ли­стов» по дан­ному вопросу в начале XX века в России.12

Иси­хазм во всех состав­ных частях своей прак­тики и своего учения тесно связан с бого­сло­вием образа, а через него с бого­сло­вием иконы, ико­но­пи­са­нием и ико­но­по­чи­та­нием.13 Непре­станно при­зы­вая имя Божие, подвиж­ник при­ни­мает в свою душу, как пишет авва Исаия Отшель­ник, «Царя Иисуса Христа», «Кото­рый постав­ляет в ней (душе) Свой святой образ». Неко­то­рые подвиж­ники счи­тали умно-сер­деч­ную молитву един­ствен­ным путем дости­же­ния такого вои­ко­нов­ле­ния. «…Невоз­можно иначе вос­ста­но­вить в себе образ Божий, как только бла­го­да­тию Божиею и верою, если чело­век с вели­ким сми­рен­но­муд­рием пре­бы­вает умом в нераз­вле­чен­ной молитве», — пишет св. Марк Подвиж­ник. Ему вторит Исихий пре­сви­тер: «…Невоз­можно душе иначе являться сущею по образу Божию, как бла­го­да­тию Божиею и верою чело­века, в сердце пре­бы­ва­ю­щего, в глу­бо­ком сми­ре­нии и в нерас­се­ян­ной молитве». При таком пони­ма­нии свя­то­сти, как уже гово­ри­лось, на долю ико­но­писца выпа­дает живо­пис­ная, изоб­ра­зи­тель­ная сто­рона дела: запе­чат­ле­ние в линиях и крас­ках вос­со­здан­ной «живой иконы» — свя­того. Исто­рия Пра­во­сла­вия сви­де­тель­ствует, что многие ико­но­писцы были при­мер­ными мона­хами и подвиж­ни­ками, несколько ико­но­пис­цев при­чис­лены к лику святых; с другой сто­роны, многие святые, среди кото­рых есть монахи, игу­мены, насто­я­тели мона­сты­рей и епи­скопы, нахо­дили время для писа­ния икон.

И послед­ний вопрос, воз­ни­ка­ю­щий в искус­ство­вед­че­ских рабо­тах: был ли исих­а­стом прп. Андрей Рублев. Боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей схо­дится на том, что бес­спорно исих­аст­ское учение ока­зало вли­я­ние на твор­че­ство вели­кого мастера, как и на всю ико­но­пись XIV–XV веков. Но не менее инте­ре­сен другой вопрос: доста­точно ли знать учение иси­хазма, его бого­сло­вие, чтобы создать такие шедевры ико­но­писи, какие напи­саны прп. Андреем? Или надо быть исих­а­стом-прак­ти­ком, иметь опыт непре­стан­ной Иису­со­вой молитвы и в ней полу­чить опыт при­ча­стия Боже­ствен­ного света? Ответ напра­ши­ва­ется сам собой: прп. Андрей опытно изве­дал плоды «умного дела­ния». Впро­чем, конеч­ный ответ на этот вопрос сле­до­вало бы давать не искус­ство­веду или бого­слову, а подвиж­нику-молит­вен­нику, исих­асту.

При­ме­ча­ния:

1. При­ве­ден­ными цита­тами, конечно, не исчер­пы­ва­ется все богат­ство биб­лей­ского «бого­сло­вия сердца». Об этом подробно писали П.Д. Юрке­вич, отец Павел Фло­рен­ский, Б. Выше­слав­цев, архи­епи­скоп Лука (Войно-Ясе­нец­кий). Здесь мы хотели лишь напом­нить глав­ное (пусть и хорошо извест­ное) для того, чтобы сде­лать более после­до­ва­тель­ным даль­ней­шее изло­же­ние про­блемы.
2. Здесь мы также лишь сум­ми­руем обще­из­вест­ные поло­же­ния прак­ти­ков и учи­те­лей умно-сер­деч­ной молитвы.
3. Про­блеме имени Божи­его, в связи с имя­с­ла­вием и афон­скими спо­рами в начале XX века, посвя­щено немало работ. Сошлемся только на неко­то­рые: Фло­рен­ский 1988: 40–75; Бул­га­ков 1953: 178–229; Ила­рион 1909: 7–32, 57–64, 884–900.
4. Более подробно об этом гово­ри­лось в главе «Синер­гий­ность ико­но­об­раза».
5. Такая ситу­а­ция не раз повто­ря­лась в исто­рии Пра­во­сла­вия. Бого­сло­вие иконы и ико­но­по­чи­та­ния роди­лось также как защита прак­тики ико­но­по­чи­та­ния от ико­но­бор­цев, до этого же почи­та­ние икон как бы не нуж­да­лось в тео­ре­ти­че­ской базе.
6. Прп. Сера­фим писал: «Вся­кому жела­ю­щему про­хо­дить жизнь духов­ную должно начи­нать от дея­тель­ной жизни, а потом уже при­хо­дить и в умо­со­зер­ца­тель­ную: ибо без дея­тель­ной жизни в умо­со­зер­ца­тель­ную прийти невоз­можно».
7. Прот. Сергий Чет­ве­ри­ков нахо­дит следы вли­я­ния пре­по­доб­ного через его уче­ни­ков в 107 рус­ских мона­сты­рях 35 епар­хий.
8. Для кон­тра­ста можно напом­нить осто­рож­ность мит­ро­по­лита Фила­рета (Дроз­дова) в деле пере­вода слож­ных мест Доб­ро­то­лю­бия. Пред­ла­гая свои поправки к пере­воду, пре­красно знав­ший гре­че­ский язык мит­ро­по­лит остав­лял послед­нее слово за стар­цами, име­ю­щими духов­ный опыт, адек­ват­ный опыту духов­ного писа­теля, хотя мос­ков­ский свя­ти­тель и сам бес­спорно имел опыт умной молитвы. Также И.В. Кире­ев­ский в одном из писем назы­вает «дер­зо­стью» свои пред­ло­же­ния старцу Мака­рию испра­вить отдель­ные места в писа­ниях прп. Мак­сима Испо­вед­ника. Впо­след­ствии Кире­ев­ский начи­нает раз­ли­чать в духов­ных, аске­ти­че­ских писа­ниях «бук­валь­ный», «внеш­ний», «наружно фило­соф­ский» смысл и «духов­ный», поэтому и пред­по­ла­гает воз­мож­ность двух пере­во­дов — уче­ного и «жиз­ненно живого», осно­вы­ва­ю­ще­гося на общ­но­сти духов­ного опыта писа­теля и пере­вод­чика. Такой аске­ти­че­ский опыт Кире­ев­ский при­знает за вели­ким оптин­ским стар­цем и со сми­ре­нием кон­ста­ти­рует его отсут­ствие у себя, снимая свои поправки в пере­воде.
9. Сохра­нены все осо­бен­но­сти пра­во­пи­са­ния ори­ги­нала.
10. Боль­шин­ство подвиж­ни­ков-исих­а­стов ста­вило много пред­ва­ри­тель­ных усло­вий перед жела­ю­щими достичь непре­стан­ной внут­рен­ней молитвы: послу­ша­ние (иногда абсо­лют­ное), стро­гое испол­не­ние запо­ве­дей, сми­ре­ние, бес­по­пе­че­ние обо всем, чистая совесть, отсут­ствие тще­сла­вия, тер­пе­ние, бес­стра­стие и др. Во главу угла своей молитвы исих­а­сты ста­вили обре­те­ние чув­ства гре­хов­но­сти, углуб­ле­ние сми­ре­ния и пока­ян­ного плача и прямо запре­щали искать в Иису­со­вой молитве «высо­ких откро­ве­ний» и явле­ния Боже­ствен­ного света, часто напо­ми­ная, что, по апо­столу Павлу, и «сатана при­ни­мает вид ангела света» ( 2Кор.11:14 ). Иска­ние в молитве высо­ких откро­ве­ний неиз­бежно при­во­дит подвиж­ника к иску­ше­ниям и паде­нию, и так свя­щен­ное без­мол­вие-исихия из пути спа­се­ния может стать путем в поги­бель.
11. Воз­можно, такие резкие суж­де­ния об иси­хазме свя­заны с афон­скими спо­рами того вре­мени об Имени Божием, хотя книга С.В. Бул­га­кова для свя­щен­но­слу­жи­те­лей впер­вые вышла еще в 1892 году, до начала откры­тых споров.
12. Столь подроб­ный разбор статьи из энцик­ло­пе­дии был бы излиш­ним, если бы эти пред­став­ле­ния об иси­хазме без­воз­вратно отошли в про­шлое. Но это не так. При­ве­дем один пример из попу­ляр­ной лите­ра­туры: «Нача­лось все на горе Афон. Слы­хи­вал, поди-ко: слывет оный Афон мона­сты­рями. Иные из тамош­них чер­не­цов уве­ро­вали, что есть некий вечный свет несо­здан­ный и что ныне про­сиял он им в награду за их отшель­ни­че­ское житие. (Что это? Цитата из «Бого­слов­ского сло­варя» 1913 года или пла­гиат?) Для тех, кто в это верует, первое дело, слышь-ко, покой свой соблю­сти. Стоят они день и ночь на коле­нях. Голову на грудь опу­стят, а очи в живот вперят, туда где пуп. (Еще одна цитата из «Сло­варя»?). Далее сле­дует вар­ла­а­мов­ское «душе­пупы» и смех слу­ша­те­лей-нов­го­род­цев, — настолько «глумно» им пока­за­лось все ска­зан­ное об иси­хазме. Но самое пора­зи­тель­ное, что все это вло­жено в уста… Фео­фана Грека! (См.: Ю. Врон­ский. Сказы о Нове-городе. М., 1988, с. 224–225). Этот кари­ка­тур­ный «феофан грек» жалу­ется нов­го­род­цам, что «житья нет» от исих­а­стов в Царь­граде, что из-за уста­нов­лен­ных ими правил в цер­ков­ном искус­стве «засы­хает» живо­пись в сто­лице и т.д. и т.п. Это о визан­тий­ском искус­стве XIV века! И такой «глум» до сих рас­про­стра­ня­ется мас­со­выми тира­жами.
13. Подробно об этом гово­ри­лось в главе «Чело­век — икона Божия».

Источник