истории девушек которые уже взрослыми узнали что их удочерили
Жизнь«Я вижу там своё лицо»: Истории людей, которые искали биологических родителей
Они долго не знали, что были усыновлены
155-я статья УК РФ запрещает раскрытие тайны усыновления. Усыновителям разрешается менять усыновлённому фамилию, имя, отчество, дату рождения (в пределах трёх месяцев), город рождения. С такими исходными данными найти свои корни бывает очень трудно. Мы поговорили с теми, кому это удалось.
31 год, монтессори-педагог
Меня удочерили в три месяца. Первые воспоминания — сижу под ёлкой, ещё не умею ходить. Рядом ругаются родители. То есть, разумеется, до удочерения я ничего не помню. Я выросла в городе Дно Псковской области, где всё население — восемь тысяч человек. Так что я с раннего возраста привыкла слышать много разных пересудов, в том числе про то, что я приёмная. Когда приходила домой с вопросами, родители отмахивались: не так услышала, не так поняла. Я, видимо, очень хотела в это верить.
В семье было, наверное, как и у всех на стыке 80-х и 90-х: есть как тёплые воспоминания, так и очень неприятные про наказания, конфликты. С маминым сыном от первого брака у нас была разница четырнадцать лет, мы очень мало прожили в одном доме, так особо и не сблизились. Тем более мне написали в документах, что я родилась 2 ноября, а это — его день рождения.
Когда мне было шесть, к нам в гости стала приходить девочка-подросток. Потом мне говорили: «Люда теперь твоя сестра, будет жить с нами». Это случилось внезапно, и я не успела ничего придумать, кроме как встречать сестру в штыки. Вдобавок родителям платили за неё опекунские. У меня в девяностые ничего особо не было, а Люде тут же покупают шубу, дарят заграничную Барби. Я люто просто её ненавидела и постоянно говорила глупости: «Ты дура! Ты вообще из интерната! Ты никому не нужна!» Она на всё спокойно реагировала: «Ну и что, сама такая». Это мне вообще нечем было крыть, и пришлось в итоге подружиться. Ещё мы делили на двоих родительские усталость и наказания, на этом фоне и сблизились. Потом, когда мне уже лет в десять говорили несколько раз на улице или в поликлинике, что я приёмная, думала, что меня путают с сестрой. Относительно себя почему-то совсем не могла такое допустить.
Иногда люди, сами не побывавшие в теме усыновления, говорят: «А что такого? Ты же не умерла. У тебя была нормальная семья, зачем искать другую?»
Я стала обзванивать маминых подруг, первые несколько человек отреагировали в духе — ничего не знаем. Набираю очередной номер, тётя Наташа говорит: «Сейчас я к тебе приеду». И я понимаю: ну вот и всё. Подробно информацией никто не владел: кто моя мать, есть ли ещё родственники. Начала чувствовать себя уродцем из ниоткуда. Иногда люди, сами не побывавшие в теме усыновления, говорят: «А что такого? Ты же не умерла. У тебя была нормальная семья, зачем искать другую?» Ну, во-первых, я не умерла только физически. Кто ты, если ты не знаешь, где твои корни? И если это всё время скрывали, то почему? Это что, получается, позор — быть удочерённой?
У меня в сознании всё расшаталось, как в старой игре в тетрис. Следующие пять лет я звонила в органы опеки, где ничего, кроме «да зачем?», я не получила.
Накануне тридцатилетия я сидела в одной столовке, меня крыло вот это состояние никчёмности, не могла понять, как в нём жить. Как можно, например, создать семью и рожать таких же детей без корней, которые будут свидетелями этой постоянной депрессии. Вечером я постаралась переключиться на просмотр инстаграма. Тогда только случайно узнала, что Ольга Шестакова, моя новая знакомая, прошла через поиск биологической семьи и теперь предлагает остальным помощь в такой же ситуации. Мы сразу же созвонились. С этого момента я была не одна. Наконец у меня укрепилась мысль, что вообще-то я имею право на эту информацию, что поиск биологических родителей не равнозначен неблагодарности приёмным.
Ольга сказала, что дальше в любом случае только разговор с папой. А папа пережил инсульт, и я боялась его довести этой темой, так что убедилась, что он сидит в кресле, и спросила. Он отказался говорить по телефону, я сразу приехала в Дно. Мы с папой отнесли в загс заявление с запросом о получении моих данных. Если честно, я этого не ожидала, стала действительно его уважать за то, что он не побоялся сплетен в Дно. Спустя время иду по Невскому, звонит папа и сообщает, что я Орлова Вера Игоревна и родилась четырнадцатого августа. Спустя какое-то время пришла в себя в книжном под собственный крик в трубку: всё что угодно, но нельзя было переносить мой день рождения! Мне тут же вспомнилось, что в мой детский фотоальбом был вклеен гороскоп Льва.
Потом всё как-то сложилось само собой: мне написали из программы «Зов крови», в поезде я познакомилась с адвокатом, который согласился помогать безвозмездно. И мне с помощью постановления сверху выдали отказную моей матери, там были её имя, год рождения (на момент родов ей было всего семнадцать лет), упоминание, что в семье нет денег и что я родилась в результате случайной связи. Хорошо ещё, что у меня всё в порядке с чувством юмора! Потом редакторы сказали, что передачи не будет: все умерли. Я подумала: «Ну ладно, не придётся сниматься». А потом добавляют: «Есть брат, вот его страница „ВКонтакте“». И ещё сбрасывают фотографию биологической мамы. Обычная чёрно-белая карточка с пропуска в швейный техникум. Я вижу там своё лицо. Потом открываю страницу брата: невысокий, пухлощёкий, с моей же улыбкой. И всё, на этом длинный и тяжёлый цикл завершился.
Дальше была встреча с Максимом, моим младшим братом. Он сразу узнал меня из-за схожести с мамой — первые годы жил с ней. Рассказал, что мама постоянно работала, почти не было контроля и в какой-то момент соседи написали в опеку — Максима забрали в детский дом. Туда постоянно приезжала наша мама — сходить погулять, передать одежду, они в целом жили очень дружно. Потом приезжать перестала, Максим успел обидеться, а через год ему предложили съездить на кладбище, потому что в этот день был подходящий автобус. Соцработник должен был сообщить год назад, но припозднились.
Максим рассказал, что мама постоянно работала, почти не было контроля и в какой-то момент соседи написали в опеку — Максима забрали в детский дом
Три истории приемных детей, из которых выросли ответственные взрослые
Читайте также
Взрослые усыновленные: «Я смог бросить наркотики». История Дмитрия
Взрослые усыновленные: «Здравствуйте, я ваша дочь!»
«Я так рада, что ты была моей мамой»
«Приемных детей как родных пока не полюбила»
Приемный отец-одиночка: История Юрия Демина
13 главных советов тем, кто берет в семью подростков из детского дома
Видеозапись вебинара «Выход подростка из приемной семьи: как подготовиться к этому событию»
Юрий Змейков: История усыновления глазами папы
Взрослая жизнь после детского дома
Однажды приемные дети, как, впрочем, и родные, становятся взрослыми. Взрослый человек осознаннее воспринимает ситуацию усыновления или удочерения, способен проанализировать свою жизнь в приемной семье. Именно поэтому редакция портала «Я-родитель» обратилась ко взрослым, детство которых прошло в приемных семьях. Герои нашего нового материала не только рассказали о том, как сложились их судьбы, но и дали советы тем, кто только собирается взять в семью приемного ребенка.
Екатерина Семенихина, 30 лет.
«Я попала к приемным родителям, когда мне было семь лет. Как вы понимаете, я прекрасно помнила своих кровных родителей. Они тоже были неплохими людьми. Никаких ужасов – никто меня не бил и не морил голодом. Просто отца посадили на 5 лет за последствия какой-то драки, а мама начала пить. Так как кровных родителей ненавидеть было не за что, я начала по ним скучать. Из-за этого я постоянно закатывала истерики в своей новой семье. Я вечно была всем недовольна и даже не пыталась наладить с ними контакт. Постоянно писала письма папе. Как потом выяснилось, отвечала на них приемная мама, а не мой родной отец. Все это продолжалось лет до десяти, пока папа не вышел досрочно. Я потребовала, чтобы меня отпустили жить к нему. И почти сразу поняла, насколько я была не права, когда не ценила свою новую семью. Отец, которого я помнила веселым и молодым, стал злым пьющим мужчиной, много ругался матом. Через два дня я вся в слезах позвонила приемной маме, попросила, чтобы она меня забрала и уже потом стала совсем иначе себя вести и с ней, и с неродным отцом.
Сейчас у меня двое своих детей, муж. С кровным отцом мы не общаемся, мама давно умерла. И сейчас я понимаю, что моя долгая адаптация была связана еще и с тем, что меня очень щадили. Придумывали вокруг меня мир, где несправедливые люди забрали отца в страшное место, а родная мама заболела от горя. Это было не так. И в семь лет я уже могла бы это понять.
Тем, кто хочет взять ребенка из детского дома, хочу дать верный совет – разговаривайте с ребенком, говорите ему правду без утайки, и не позволяйте себе жалости. Жалость для брошенного ребенка – средство манипуляции, но не средство выхода из эмоционального тупика».
Ольга Петренко, 21 год
«Я не знала, что меня удочерили. Бабушка рассказала, когда мне было уже пятнадцать лет. Для тех, кто боится дурной наследственности, сразу скажу – я росла совершенно обычным ребенком. Закончила музыкальную школу, в средней школе была хорошисткой, после девятого класса ушла в медучилище. Когда узнала правду о себе, я начала искать кровных родителей. И моя мама на меня обиделась. Перестала разговаривать со мной. Пятнадцать лет – это не очень много. Я тяжело переживала отчуждение человека, которого всегда считала родным. Мы пережили этот период, но не сразу.
И вот, что я хочу сказать всем приемным родителям – то, что дети хотят найти своих кровных маму и папу – это нормально. Лучше помогите им, поддержите в поисках. Оставайтесь родными до конца. Искать свои корни, изучать историю своей крови – мне кажется, это заложено в нас чуть ли не на генетическом уровне.
Я нашла свою родную маму, отца. Встретилась с ними. Я ничего не почувствовала к этим людям. Просто несчастные мужчина и женщина, которые в молодости наделали ошибок. Сейчас мне не хочется им звонить, но я делаю это через силу. Потому что они тоже моя семья. Но самые любимые и важные для меня люди – это мама и папа, с которыми меня не связывает общая кровь».
Антон Рыженков, 44 года
«Меня усыновили, когда мне было уже 13. Таких редко берут, но меня взяли. В большой деревенский дом. К этому времени я был совершенно разбалован в детском доме, как бы это странно не звучало. Меценаты и спонсоры жертвовали нам одежду, игрушки, технику. Не в каждой семье у ребенка есть такие блага, которые были у нас в детском доме. У меня к тому же была еще и «гостевая» семья. Пожилые супруги, которые брали меня на выходные, баловали хорошей едой и всякими приключениями – поездки, зоопарк и прочее. Я бы ни за что не ушел добровольно из детского дома, но его собирались расформировывать.
Неизвестность пугала, и когда тетя Таня и дядя Олег пришли со мной знакомиться, я согласился. В деревне надо было работать. Ничего особенного – просто помощь взрослым по хозяйству. Но я сам ничего не умел. А то, что мог сделать – делать ленился.
Сейчас так стыдно. Но мой приемный отец – молодец. Он увидел, что мне интересно работать по дереву, обучил меня всему, что знал сам и постоянно поддерживал, хвалил. Сейчас этой мой бизнес – беседки делаю красивые, оформляю террасы. Я считаю, мне просто повезло.
Сейчас у нас с женой трое приемных детей. Своих бог не дал. И я считаю, что самое главное, что вытащит даже самого «трудного» ребенка – это любимое дело. Не надо навязывать. Надо наблюдать и смотреть, что интересно ребенку. Приемным детям не нужна жалость, подарки, деньги. Не надо воспринимать себя, как волшебника. В обычном мире этих самых волшебников нет, и если хотите блага для человека, за которого вы теперь ответственны – воспитывайте его. Будьте строже, держите свое слово. Не давайте ребенку сидеть на месте и пользоваться вами. Все это не мешает любви, но помогает вырастить человека».
Как американцы поняли, что удочерили взрослую женщину. Или всех убедили в этом
Ещё один ребёнок, которому нужна любовь
Знакомые восхищались Кристин и Майклом Барнеттами, супружеской парой, которая в любви и с видимым успехом растила сына с расстройством аутического спектра. Диагноз Джейк получил, по счастью, достаточно рано, чтобы не было упущено время для реабилитации – в два года. Он легко учился, постигая очень сложные вещи из школьного курса, но у него были проблемы в быту и в общении – и тем не менее, Барнетты справлялись.
В двенадцать лет Джейк опубликовал свою первую научную статью, к пятнадцати – поступил в университет, чтобы сделать карьеру учёного-физика. Тем не менее, ему требовалось намного больше родительской заботы, чем другим подросткам. И родители давали ему и заботу, и любовь – её, казалось, у Барнеттов целое море. Хватало и двум другим детям, без особенностей.
Так что, когда в 2019 году знакомые семьи прочли, что супругов Барнетт обвиняют в оставлении без присмотра несовершеннолетней дочери – а если точнее, в том, что они просто уехали с сыном в Канаду, оставив её дома одну, им было нелегко поверить. Но факт был фактом. Такое обвинение Барнеттам выдвинули, притом – через несколько лет после того, как, собственно, они оставили дочь.
Девочку Барнетты удочерили в 2010 году. Действовать им пришлось срочно: они услышали, что шестилетняя крошка родом из Украины осталась без семьи, потому что от неё опять отказались. Она не могла не чувствовать себя тяжело, оказавшись оставленной в очередной раз. Барнетты могли только представить, какая это боль – и потому не мешкали, услышав её историю.
Из деликатности они также не пытались связаться с предыдущими приёмными семьями и узнать о причинах отказов. Неоднократный отказ от приёмного ребёнка часто обозначает, что у него есть ментальные заболевания, требующие много сил, много любви и большой готовности переносить трудности от родителей. Барнетты были готовы.
Наименьшей странностью был обширный словарный запас девочки и тот факт, что в школе она не интересовалась играми со сверстниками, предпочитая прибиваться к подростковым компаниям. Такое иногда бывает, например, у детей с расстройством аутического спектра, так что, хотя в прессе позже упирали на этот факт, Барнеттов насторожил совсем не он.
Ваша девочка совсем не девочка
В США нет обязательных ежегодных походов с детьми ко врачу, как в России. Это действие полностью на совести родителей. Так что Барнеттов ждали открытия достаточно поздние, на взгляд россиянина. Через два года после удочерения кто-то из родителей зашёл в ванную, когда Натали Грейс там мылась, и заметил у неё на лобке волосы. А ей ведь было, теоретически, восемь лет.
Ещё до того Барнеттам доводилось находить в мусоре окровавленную одежду, но не были уверены, откуда взялась эта кровь – Натали Грейс могла испачкать её при самоповреждениях или использовать кровь животного, чтобы создать пугающую инсталляцию. Теперь же Кристин и Майкл поняли, что видели признаки половой зрелости. Тому могло быть только два объяснения: серьёзные гормональные проблемы, требующие медицинского вмешательства, или тот факт, что девочка, на самом деле, много старше возраста, указанного в документах.
Незадолго до того Натали показывали врачу, но осмотр был мимолётным. Он счёл её здоровой восьмилетней девочкой. Другой врач предположил, что ей уже одиннадцать – и тогда половое созревание могло идти уже второй год, это вариант нормы. Барнетты решили установить всё же возраст точно.
Они оплатили экспертизу, в ходе которой возраст устанавливается по костям и зубам. Новая экспертиза показала, что Натали – двадцать два года. Что касается её роста – она была карлицей, страдала врождённой спондилоэпифизарной дисплазией. Кроме того, у неё, как подтвердил другой врач после рассказов Кристин о выходках дочери, совершенно точно были проблемы с психикой.
Многим представляется, что именно в этот момент Барнетты уехали в Канаду, бросив в своём доме фальшивую девочку. Но, по рассказам самих Барнеттов, сценарий развивался по-иному. Ведь супруги были готовы к тому, что у девочки есть ментальные проблемы, ещё на стадии удочерения, и за последние два года убедились в этом. Они просто поняли, что помочь ей надо по иному сценарию, чем они планировали ранее.
План Б: провал
Собрав медицинские документы, приёмные родители Натали Грейс обратились в суд для установления другой даты рождения, более соответствующей её возрасту. Они также обратили внимание суда на то, что психиатрическое лечение детей и взрослых отличается и поэтому вопрос возраста особенно важен. Судья рассмотрел все аргументы, и в бумагах Натали Грейс появилась новая дата рождения – 1989 года, вместо 2003, стоявшей там ранее.
Надо сказать, такие дела в судах США рассматриваются регулярно. Часто дети, привезённые из-за границы, кажутся младше своих лет из-за перенесённого на родине недоедания. Поэтому судьи знают, какие медицинские документы требуется рассмотреть, чтобы вынести вердикт.
Даже над взрослой девушкой Барнетты могли бы установить опеку, полностью её контролировать и, например, под этим соусом навеки запереть в приюте для умалишённых. Но они следовали своему плану по социализации приёмной дочери. Им хотелось, чтобы Натали Грейс вела настолько обычную жизнь, насколько это возможно. Так что они не стали снимать с неё дееспособность. Впрочем, на год Натали Грейс действительно поместили в клинику.
Поскольку другим детям было тяжело возле приёмной сестры, девушке сняли отдельную квартиру. Параллельно ей помогли устроиться в школу для взрослых, чтобы она окончила образование, и оплатили курсы по косметологии, чтобы обеспечить простой профессией. Девушке, которая только что, выдавая себя за ребёнка, угрожала родителям смертью? Но за два года она так ни разу и не воплотила свои угрозы. Её шутки были жестоки, изредка – действительно опасны, но не было похоже, чтобы Натали Грейс кидалась на людей на самом деле. Кроме того, Барнетты, естественно, начали её лечение, оплачивая и врачей, и медикаменты.
Девушке оформили талоны на питание и пособие в силу временной нетрудоспособности. Когда из-за скандального поведения её выселили из одной квартиры, Барнетты нашли ей другую. Тем временем сами они действительно уехали в Канаду. Майкл утверждал, что ради карьеры сына Джейка – именно там он поступил в университет.
Через некоторое время, пытаясь связаться с Натали Грейс, её приёмные родители узнали, что ту снова выселили – теперь за неуплату. Чуть позже между ними и Натали состоялся разговор по телефону, и девушка сказала, что нашла себе новую семью и как раз готовит для неё макароны. Она попросила оставить её в покое. С новой семьи и начался новый виток этой истории.
И девочка снова девочка
В 2019 году против Барнеттов выдвинули обвинение. Суть обвинения состояла в том, что несколько лет назад они бросили без присмотра ребёнка, уехав в другую страну. Да, речь шла о Натали Грейс. Барнетты, узнав, что разыскиваются, добровольно приехали в родной штат – Индиану – и сдались в руки закона. Позже их выпустили из-под ареста за внушительные суммы залога.
Барнеттов немедленно принялись осаждать репортёры. Майкл Барнетт отвечал на их вопросы очень раздражённо, и его рассказы о выходках Натали Грейс до получения лечения с удовольствием обсасывала пресса. Но как девушка, признанная взрослой и дееспособной, могла снова превратиться в глазах закона в ребёнка?
Дело в том, что в 2014 году Натали Грейс познакомилась с пастором Энтвоном Мэнсом и его женой Синтией. Эта пара воспитывала несколько приёмных детей. Они взяли Натали Грейс к себе в семью, но не как взрослую девушку – ей удалось убедить их, что она была подростком. Когда в полицию обратился директор школы для взрослых, куда вдруг перестала ходить Натали Грейс, девушку быстро нашли. Шериф тоже был уверен, что видит перед собой несовершеннолетнюю. На её приёмных родителей завели дело за неисполнение родительских обязанностей. Но нашли Барнеттов не полицейские, а репортёры. И после их звонков супруги поехали сдаваться.
Кристин рассказывала репортёрам, что теперь у Натали Грейс есть чудесный маленький розовый велосипед и розовые платьица – а нужны ей, на самом деле, таблетки. Девушка перестала их принимать. Пресса сумела также разыскать гражданку Украины, которая называла себя настоящей матерью Наташи, чтобы взять её комментарий.
Мама Аня Гава из Николаева сообщила, что её дочь действительно родилась в 2003 году, но из-за болезни её пришлось отдать в детский дом. Она назвала Наташу доброй девочкой и сказала, что всегда готова принять Наташу обратно. Теперь у мамы Ани было несколько детей младше Наташи, но в целом ситуация позволила бы взять к себе обратно их старшую сестру.
Конца не видно
Во время нового судебного разбирательства между Майклом и Кристин снова пробежала чёрная кошка. До того они ещё после отъезда в Канаду развелись. Теперь, похоже, у них снова всплыли претензии друг к другу. Майкл вдруг стал говорить, что никогда не верил в то, что Натали Грейс старше, чем написано в документах. Что девочку подговаривала говорить о себе, как о взрослой, Кристин. И всё это для того, чтобы приёмная дочь не мешала ей подниматься вместе с сыном Джейком по лестнице славы. Девочка с проблемами (кстати, вовсе не ментального плана) отнимала слишком много сил – а Кристин теперь планировала их полностью вложить в Джейка.
Действительно, Кристин, кажется, очень озабоченной «раскруткой» своего сына и себя, как его матери. Она написала книгу, которая в России вышла под амбициозным названием «Искра Божья, или Как воспитать гения» (The Spark. A Mother’s Story of Nurturing Genius). Она охотно раздавала интервью о Джейке.
Правда, несмотря на то, что все обвинения в амбициозности в сторону Кристин Майкл был готов повторить, он позже вернулся к предыдущим показаниям. В свою очередь, Мэнсы в 2018 году передумали официально удочерять или брать под опеку Натали Грейс, никак своё решение не комментируя. «Когда всё закончится, по этому делу снимут сериал», сказал один из полицейских репортёрам, и это было очень похоже на правду.
Вскоре вживую за сериалом стало невозможно следить. Суд принял решение засекретить материалы дела, поскольку они могут угрожать чести и достоинству Натали Грейс. Последнее, что было слышно о Барнеттах – что в 2020 году суд снял с них обвинение в том, что они оставили несовершеннолетнюю в опасности. Теперь Барнетты обвинялись в других правонарушениях, например, оставлении в опасности больного родственника – ведь у Натали Грейс в любом случае карликовость.
На самом деле, по некоторым сведениям, это всё ещё не значит, что Натали Грейс была взрослой женщиной, выдававшей себя за ребёнка. Всё дело в том, что срок, за который можно было бы опротестовать решение суда о новой дате рождения, истёк. Что же на самом деле случилось между Барнеттами и Натали Грейс, мы, похоже, узнаем только через много-много лет.