известно всем что дважды два четыре но первому
Экспериментальное исследование развития социальной компетенции в процессе обучения
2. Работа с текстом:
Языку мы учимся и должны учиться непрерывно до последних дней своей жизни.
1. Определите вид сказуемого.
2. К какому стилю речи относится этот текст? Докажите.
3. Проверочная работа: графический диктант. Учитель зачитывает предложения, учащиеся на специально заготовленных карточках ставят знак «тире» над соответствующим номером.
1. Дороги извилисты, а истина пряма.
2. Обращаться с языком кое-как – значит и мыслить кое-как.
3. Горы как пышные складки на одежде земли.
4. Назначение каждого человека – развить в себе все человеческое, общее и насладиться им.
5. Геология – наука о строении, составе и истории земной коры.
6. Большая Медведица – семь звезд в виде ковша к югу от Полярной Звезды.
7. Мир – это лес, в котором нет и двух одинаковых листочков.
8. Разнообразие – принцип, лежащий в основе жизни.
9. Известно всем, что дважды два – четыре, но первому, кто это вывел в мире, какая радость разум обожгла.
10. Грамматика является порогом всякого знания, не переступить через который невозможно.
11. Пышные облака, точно хлопья ваты.
12. Без дела жить – только небо коптить.
После окончания диктанта ключ вычерчивается на доске, каждый сверяет свой результат. После чего предложения, вызвавшие наибольшее количество ошибок, всеми записываются и комментируются.
4. Творческая работа: Закончить предложение:
А) Одна из характерных черт интеллигентного человека –
Б) Самая высокая радость в жизни –
Памятка работы в парах:
1. Прочитай внимательно весь параграф (вместе с примечаниями).
2. Выполни все задания своей карточки самостоятельно.
3. Работа в парах сменного состава:
Дважды два четыре — песня про школу
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре
А не три а не пять это надо знать
Дважды два четыре дважды два четыре
А не шесть а не семь это ясно всем
Трижды три навеки девять
Ничего тут не поделать
И не трудно сосчитать
Сколько будет пятью пять
Пятью пять двадцать пять
Пятью пять двадцать пять
Совершенно верно
2.
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре
А не три а не пять это надо знать
Дважды два четыре дважды два четыре
А не шесть а не семь это ясно всем
У кого друзья ни спросим
Шестью восемь сорок восемь
Шестью шесть прошу учесть
Неизменно тридцать шесть
Шестью шесть тридцать шесть
Шестью шесть тридцать шесть
Совершенно верно
3.
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре
А не три а не пять это надо знать
Дважды два четыре дважды два четыре
А не шесть а не семь это ясно всем
Дважды два четыре дважды два четыре
А не три а не пять это надо знать
Дважды два четыре дважды два четыре
А не шесть а не семь это ясно всем
Слова: Пляцковский М.
Музыка: Шаинский В.
Эдуард Хиль — Дважды два — четыре
Слушать Эдуард Хиль — Дважды два — четыре
Текст Эдуард Хиль — Дважды два — четыре
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре,
А не три, а не пять это надо знать
Дважды два четыре дважды два четыре,
А не шесть, а не семь это ясно всем
Трижды три навеки девять
Ничего тут не поделать
И не трудно сосчитать
Сколько будет пятью пять
Пятью пять двадцать пять
Пятью пять двадцать пять
Совершенно верно
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре,
А не три, а не пять это надо знать
Дважды два четыре дважды два четыре,
А не шесть, а не семь это ясно всем
У кого друзья ни спросим
Шестью восемь сорок восемь
Шестью шесть прошу учесть
Неизменно тридцать шесть
Шестью шесть тридцать шесть
Шестью шесть тридцать шесть
Совершенно верно
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре
Это всем известно в целом мире
Дважды два четыре дважды два четыре,
А не три, а не пять это надо знать
Дважды два четыре дважды два четыре,
А не шесть, а не семь это ясно всем
Дважды два четыре дважды два четыре,
А не три, а не пять это надо знать
Дважды два четыре дважды два четыре,
А не шесть, а не семь это ясно всем
Наум Коржавин — Арифметическая басня: Стих
Чтобы быстрей добраться к светлой цели,
Чтоб все мечты осуществить на деле,
Чтоб сразу стало просто всё, что сложно,
А вовсе невозможное возможно,-
Установило высшее решенье
Идейную таблицу умноженья:
Как памятник — прекрасна. Но для дела
Вся прежняя таблица устарела.
И отвечает нынче очень плохо
Задачам, что поставила эпоха.
Наука объективной быть не может —
В ней классовый подход всего дороже.
Лишь в угнетённом обществе сгодится
Подобная бескрылая таблица.
Высокий орган радостно считает,
Что нам её размаха не хватает,
И чтоб быстрее к цели продвигаться,
Постановляет: «дважды два — шестнадцать!»
…Так все забыли старую таблицу.
Потом пришлось за это поплатиться.
Две жизни жить в тоске и в смертной муке:
Одной — на деле, а другой — в науке,
Одной — обычной, а другой — красивой,
Одной — печальной, а другой — счастливой,
По новым ценам совершая траты,
По старым ставкам получать зарплату.
И вот тогда с такого положенья
Повсюду началось умов броженье,
И в электричках стали материться:
«А всё таблица… Врёт она, таблица!
Что дважды два? Попробуй разобраться. »
Еретики шептали, что пятнадцать.
Но обходя запреты и барьеры,
«Четырнадцать»,- ревели маловеры.
И всё успев понять, обдумать, взвесить,
Объективисты заявляли: «десять».
Но все они движению мешали,
И их за то потом в тюрьму сажали.
А всех печальней было в этом мире
Тому, кто знал, что дважды два — четыре.
Тот вывод люди шутками встречали
И в тюрьмы за него не заключали:
Ведь это было просто не опасно,
И даже глупым это было ясно!
И было так, что эти единицы
Хотели б сами вдруг переучиться.
Но ясный взгляд — не результат науки…
Поймите, если можете, их муки.
Они молчали в сдержанной печали
И только руки к небу воздевали,
Откуда дождь на них порой свергался,
Где Бог — дремал, а дьявол — развлекался.
Известно всем что дважды два четыре но первому
Господа, я, конечно, шучу, и сам знаю, что неудачно шучу, но ведь и нельзя же всё принимать за шутку. Я, может быть, скрыпя зубами шучу. Господа, меня мучат вопросы; разрешите их мне. Вот вы, например, человека от старых привычек хотите отучить и волю его исправить, сообразно с требованиями науки и здравого смысла. Но
почему вы знаете, что человека не только можно, но и нужно так переделывать? из чего вы заключаете, что хотенью человеческому так необходимо надо исправиться? Одним словом, почему вы знаете, что такое исправление действительно принесет человеку выгоду? И, если уж всё говорить, почему вы так наверно убеждены, что не идти против настоящих, нормальных выгод, гарантированных доводами разума и арифметикой, действительно для человека всегда выгодно и есть закон для всего человечества? Ведь это покамест еще только одно ваше предположение. Положим, что это закон логики, но, может быть, вовсе не человечества. Вы, может быть, думаете, господа, что я сумасшедший? Позвольте оговориться. Я согласен: человек есть животное, по преимуществу созидающее, присужденное стремиться к цели сознательно и заниматься инженерным искусством, то есть вечно и беспрерывно дорогу себе прокладывать хотя куда бы то ни было. Но вот именно потому-то, может быть, ему и хочется иногда вильнуть в сторону, что он присужден пробивать эту дорогу, да еще, пожалуй, потому, что как ни глуп непосредственный деятель вообще, но все-таки ему иногда приходит на мысль, что дорога-то, оказывается, почти всегда идет куда бы то ни было и что главное дело не в том, куда она идет, а в том, чтоб она только шла и чтоб благонравное дитя, пренебрегая инженерным искусством, не предавалось губительной праздности, которая, как известно, есть мать всех пороков. Человек любит созидать и дороги прокладывать, это бесспорно. Но отчего же он до страсти любит тоже разрушение и хаос? Вот это скажите-ка! Но об этом мне самому хочется заявить два слова особо. Не потому ли, может быть, он так любит разрушение и хаос (ведь это бесспорно, что он иногда очень любит, это уж так), что сам инстинктивно боится достигнуть цели и довершить созидаемое здание? Почем вы знаете, может быть, он здание-то любит только издали, а отнюдь не вблизи; может быть, он только любит созидать его, а не жить в нем, предоставляя его потом aux animaux domestiques, 1 как-то муравьям, баранам и проч., и проч. Вот муравьи совершенно другого вкуса. У них есть одно удивительное здание в этом же роде, навеки нерушимое,— муравейник.
С муравейника достопочтенные муравьи начали, муравейником, наверно, и кончат, что приносит большую честь
их постоянству и положительности. Но человек существо легкомысленное и неблаговидное и, может быть, подобно шахматному игроку, любит только один процесс достижения цели, а не самую цель. И, кто знает (поручиться нельзя), может быть, что и вся-то цель на земле, к которой человечество стремится, только и заключается в одной этой беспрерывности процесса достижения, иначе сказать — в самой жизни, а не собственно в цели, которая, разумеется, должна быть не иное что, как дважды два четыре, то есть формула, а ведь дважды два четыре есть уже не жизнь, господа, а начало смерти. По крайней мере человек всегда как-то боялся этого дважды два четыре, а я и теперь боюсь. Положим, человек только и делает, что отыскивает эти дважды два четыре, океаны переплывает, жизнью жертвует в этом отыскивании, но отыскать, действительно найти,— ей-богу, как-то боится. Ведь он чувствует, что как найдет, так уж нечего будет тогда отыскивать. Работники, кончив работу, по крайней мере деньги получат, в кабачок пойдут, потом в часть попадут,— ну вот и занятия на неделю. А человек куда пойдет? По крайней мере каждый раз замечается в нем что-то неловкое при достижении подобных целей. Достижение он любит, а достигнуть уж и не совсем, и это, конечно, ужасно смешно. Одним словом, человек устроен комически; во всем этом, очевидно, заключается каламбур. Но дважды два четыре — все-таки вещь пренесносная. Дважды два четыре — ведь это, по моему мнению, только нахальство-с. Дважды два четыре смотрит фертом, стоит поперек вашей дороги руки в боки и плюется. Я согласен, что дважды два четыре — превосходная вещь; но если уже всё хвалить, то и дважды два пять — премилая иногда вещица.
И почему вы так твердо, так торжественно уверены, что только одно нормальное и положительное,— одним словом, только одно благоденствие человеку выгодно? Не ошибается ли разум-то в выгодах? Ведь, может быть, человек любит не одно благоденствие? Может быть, он ровно настолько же любит страдание? Может быть, страдание-то ему ровно настолько же и выгодно, как благоденствие? А человек иногда ужасно любит страдание, до страсти, и это факт. Тут уж и со всемирной историей справляться нечего; спросите себя самого, если только вы человек и хоть сколько-нибудь жили. Что же касается до моего личного мнения, то любить только одно благоденствие даже как-то и неприлично. Хорошо ли, дурно ли, но разломать иногда
что-нибудь тоже очень приятно. Я ведь тут собственно не за страдание стою, да и не за благоденствие. Стою я. за свой каприз и за то, чтоб он был мне гарантирован, когда понадобится. Страдание, например, в водевилях не допускается, я это знаю. В хрустальном дворце оно и немыслимо: страдание есть сомнение, есть отрицание, а что за хрустальный дворец, в котором можно усумниться? А между тем я уверен, что человек от настоящего страдания, то есть от разрушения и хаоса, никогда не откажется. Страдание — да ведь это единственная причина сознания. Я хоть и доложил вначале, что сознание, по-моему, есть величайшее для человека несчастие, но я знаю, что человек его любит и не променяет ни на какие удовлетворения. Сознание, например, бесконечно выше, чем дважды два. После дважды двух уж, разумеется, ничего не останется, не только делать, но даже и узнавать. Всё, что тогда можно будет, это — заткнуть свои пять чувств и погрузиться в созерцание. Ну, а при сознании хоть и тот же результат выходит, то есть тоже будет нечего делать, но по крайней мере самого себя иногда можно посечь, а это все-таки подживляет. Хоть и ретроградно, а всё же лучше, чем ничего.