Тоже что и заключенный
«Завалил мента — уважуха» Как бывший оперативник угрозыска попал на зону и выстроил отношения с уголовниками
Фото: Александр Кондратюк / РИА Новости
Тюрьмы и колонии — не лучшие места для бывших полицейских и прочих силовиков. Уголовники по понятным причинам испытывают к ним неприязнь, а значит, независимо от статьи обвинения, участь бывших сотрудников на зоне незавидна. В предыдущем материале «Лента.ру» опубликовала рассказ оперативника Наркоконтроля о некоторых особенностях его работы, в частности — о внедрении в преступные группы. Во второй части речь пойдет о том, как складывается жизнь опера, если он сам становится осужденным, а вживание в уголовную среду перестает быть работой и становится жизненной необходимостью. Об этом «Ленте.ру» рассказал бывший оперативник уголовного розыска, который оказался за решеткой.
«Погоны, чины и звания на зоне неважны»
Я до 2013 года работал в угрозыске. Долгое время — по делам об экстремизме, а потом — в отделе по борьбе с разбойными нападениями. Закончилось все достаточно печально: тогда как раз менялась система — милиция в полицию, пошла чистка рядов. Было возбуждено уголовное дело, и я оказался по ту сторону баррикады.
Бывшие сотрудники правоохранительных органов и силовых структур сидят отдельно от других заключенных. Для них есть и колонии общего, и колонии строгого режима. Нам часто говорят: вот вас бы ко всем остальным, посидели бы там. Но, во-первых, нас выводят на прогулки и на следственные действия, где мы все пересекаемся, а во-вторых, есть тюремные больницы или отделения при СИЗО, где вообще все находятся в общей массе, и нет никакой разницы, бээсник (б/с — бывший сотрудник) ты или нет.
Когда меня везли на суд, произошла стычка. Нас выгрузили, один спрашивает меня: мент? И началось: да вы охреневшие, меня твой коллега закрыл. Я ему говорю: к нему и обращайся. Ну схлестнулись, администрация вмешалась.
А в больнице, где я провел год, пока был под следствием, сидел и с ворами, и с убийцами, и с насильниками. Люди разные, и отношение тоже. Были и конфликты. Как-то со мной за один стол сел заключенный — его потом в больничную палату не пускали, потому что сидел с ментом. Такие урковские [«урка» на тюремном жаргоне — вор, бандит] понятия тоже есть, но на самом деле на зоне этого не так много.
Даже бээсники на зоне очень разные. Это и бывшие полицейские, прокуроры, адвокаты, военнослужащие внутренних войск, пограничники и даже обычные наркоманы, которые просто срочную службу в специальных войсках когда-то давно служили, но все равно попали в колонию для бывших сотрудников.
Здесь есть те, у кого девять классов образования и несколько ходок, а есть те, у кого несколько высших. Это может быть следователь — додик в очочках, а может быть амбал пэпээсник, который всю жизнь пьяниц по углам гонял. Конечно, последний будет доминировать в условиях камеры. Погоны, чины и звания на распределение по камерам и тюремную иерархию не влияют никак, зона — неважно, б/с или простая — представляет собой весь срез общества.
Среди силовиков есть те, кто с ума сходит: татуировки бьют, на жаргоне говорят, воровскую идеологию разделяют. Есть те, кто ведет себя как мент: пальцы гнет, нагло заявляет: я служил, вас, таких уродов, сажал. Этого никто не стерпит, такое сразу пресекается. Даже своими.
Все понимают, что находятся в одном положении.
Фото: Денис Гуков / РИА Новости
Мне повезло, бычья со мной никогда не было, но со мной сидели «деды». Это люди, у которых по 20-30 лет отсидки, и в этом плане они самая страшная категория — им терять нечего.
Понятно, что ножи и заточки — все это на зоне есть. И это страшно.
Здесь очень помогает авторитет. Я долгое время работал на авторитет. Помогал кому-то, работал санитаром. Как-то за свои деньги мы покупали одному «деду» хрусталик в тюремной больнице. Его перевели в Питер из Краснодара для операции. Ехать месяца два, и это просто пытка: сам переезд, куча транзитных камер изоляторов, — они приезжают измотанные, со вшами, а он еще и слепой.
В больнице не оказалось хрусталика. Значит, его надо обратно посылать, а потом, когда хрусталик появится, снова выписывать сюда. Мы с товарищами договорились, скинулись по паре тысяч и купили хрусталик на свои деньги через родственников.
Кому-то помогал, передавая продукты или сигареты. Общались мы в СИЗО через вентиляцию — встаешь на унитаз и кричишь или «пускаешь коня» [способ передачи запрещенных предметов из камеры в камеру]. Это для меня как сотрудника было вообще дико: высовываешь палку через окно, а из другой камеры выпускают длинную нитку с грузом и раскручивают ее, пока она не зацепится за палку, затем оба ее конца соединяют — и получается «дорога», по которой я посылал другим носки с сигаретами и печеньем.
Однажды я и сам получил «коня» — в три часа ночи мне в носке пришел телефон, и я смог наконец-то звонить домой.
«Золотое правило — отвечать за слова»
Мне кажется, у нас перестали нести ответственность за слова. Таким людям реально надо присесть, потому что зона быстро переучит. Там золотое правило — отвечать за слова.
Ты не должен навяливать [навязывать] свою точку зрения, но и напраслину нельзя позволять. У меня была история, когда бывший военный начал затирать [убеждать], что у него медали, а у меня так — медальки. Я спросил: «А разница? Медаль — это признание. Военный выполнил служебный долг и получил награду — у меня так же». Я гордился своей медалью, я к ней шел. Это до сих пор моя гордость, так что я не мог позволить ему так говорить. Здесь нужно в первую очередь себя уважать.
Тебе не будут предъявлять за твою статью, но могут предъявить за то, как ты себя ведешь. Поступишь не так — можешь упасть туда, откуда уже не подняться.
Денек мы его потерпели, но потом поняли, что нет. Не знаю, по понятиям это или нет, но на другой день я взял его рюкзак, постучал в дверь камеры и выкинул в проход. Сказал, чтобы он выходил. Потом выяснилось, что он и ранее был судим. В людях я все-таки привык не ошибаться.
Фото: Дмитрий Коротаев / «Коммерсантъ»
Был мужик, который сидел лет 20. Каким-то образом вышло, что он забрал банку с консервами у «обиженного», а прикасаться к их вещам нельзя. Его попросили выйти, собрали совет, считать его зашкваренным или нет. Пока разбирались — он жил в коридоре. Хотя тоже обычный мужик, зэк.
«Когда долго сидишь, то пытаешься создать вокруг подобие уюта»
Методов воздействия на заключенных много. Раньше я не думал об этом. И я даже не о физическом насилии — его в последние годы стало меньше. Сотрудники понимают, что каждое утро есть поверка — все выходят с голым торсом. Если есть кто-то побитый — будет разбирательство, потому что и адвокаты приходят, и на суды людей вывозят. Сегодня он отфигачит заключенного, а завтра его, например, к следователю надо везти. Сотрудник ФСИН не всегда может угадать, когда и что будет происходить.
Безопаснее, но так же эффективно оказать психологическое давление. Создать плохие или хорошие условия. У тебя может быть маленькая камера с плохими окнами, холодная, продуваемая, сырая, а может быть светлая и теплая.
Фото: Григорий Сысоев / РИА Новости
Я под следствием был год и восемь месяцев. Надо понимать, когда ты так долго сидишь, то пытаешься создать вокруг подобие уюта, свой микромир — в одном СИЗО мы даже в камере ремонт сделали — покрасили стены и потолок, починили сантехнику. Там все мелочи становятся важны, даже ложка из нержавейки вместо алюминиевой. А как-то я ездил на следственные действия и привез с собой пачку пельменей — надо было видеть лицо молодого парня из нашей камеры, когда мы их сварили и все вместе ели.
И вот представь: ты все устроил, сроднился и сдружился с теми, кто рядом, у вас уже мини-семейка — не зря камеру называют «семейник». Вы распределяете обязанности — кто убирает, кто посуду моет, кто еще что делает, вы составили расписание с передачками.
А потом тебя переводят в другую камеру или другой СИЗО.
Меня много катали за несговорчивость — я отказался подписывать пустой протокол, и зимой на день рождения меня отправили в «Кресты». Если хочешь понюхать тюрьмы — это лучшее место. Душ десять минут в неделю, летом жарко, а зимой спишь в шапке, камера шесть квадратных метров на четверых.
Каждые два дня меня выводили на прогон и искали телефон. Это была своеобразная пресс-хата. Те, кто сидел со мной, никакого воздействия не оказывали, но сотрудники четко поставили задачу испортить нам условия: вспарывали подушки и матрасы, уверяя всех, что у меня есть телефон, шмонали — и так три раза на неделе.
Парни уже говорили: «Слушай, мы понимаем, что тебя сейчас пытаются так сломать, но у нас все налажено было». В итоге меня перевели в другую камеру, а потом в спецблок. Так и катался из камеры в камеру и по разным СИЗО.
Повезет — проведешь время с пользой, оно пролетит как час, а нет — будешь мучиться и часы считать.
Невезение — это не обязательно агрессивный сосед, он может быть просто овощем. Например, у заключенных есть час прогулки: кто-то бегает по кругу, кто-то отжимается, кто-то подтягивается, а кто-то просто тюленем лежит весь день. С душем — один договорится мыться каждый день или в камере что-то вроде душа придумывает — мы тазики организовали, лейки, а другой две-три недели не моется — ему все равно. Посадят к тебе такого овоща — все, в камере напряжение, даже воздух спертый.
«Здесь может оказаться любой»
Не скажу, что после всего этого я обозлился или как-то разочаровался в системе. Свою работу опера угрозыска я люблю до сих пор. Хотя говорят, что милиция уже не та — общественный порядок охраняют вместо того, чтобы преступлениями заниматься, но все равно работать было круто, интересно.
И вот после жизни с корками [служебное удостоверение], когда я был чуть ли не король жизни, — резкий перепад: сначала тюремная жизнь с ее правилами, а потом жизнь после нее, когда ты не только привилегий никаких не имеешь, но еще и ущербный. У меня судимость уже погашена, но это никого не волнует. Ищешь работу, тебя спрашивают: привлекался? Да. Ну, пока. Или спрашивают, глядя в резюме: а что делал эти три года? Говорю, что находился под следствием, не вдаваясь в подробности, но, как правило, и этого достаточно. Всем до фонаря, за что сидел.
Это серьезная школа жизни, которую я все время пытаюсь забыть. К заключенным у меня отношение не поменялось — я всю жизнь с ними общался, понимал и знал их натуру. Но к системе ФСИН — да.
А еще убедился, что в России сидят все — и наркоманы, и главы финансовых корпораций, и сотрудники, и военные — все. С полтычка здесь может оказаться любой. Не люблю формулировку «в нашей стране» — наверное, это есть везде, кроме плюшевых стран вроде Норвегии, но у нас, если ты начнешь слишком принципиально лезть туда, куда тебе не следует, — можешь получить по жопе очень сильно.
Поэтому я не осуждаю тех, кто тогда от меня отвернулся — побоялся тоже заехать паровозом. Каждый выбирает сам. Не зря говорят: друг познается в беде. Хотя было обидно. Когда я сидел в СИЗО и даже не была доказана моя вина, руководство приехало ко мне в изолятор и сообщило об увольнении с формулировкой «за проступок, порочащий честь и достоинство сотрудника». При этом многие сидели — и их не увольняли. Это покоробило. Выходит, презумпция невиновности у нас не работает. Хорошо еще, задним числом не уволили.
Не могу сказать, что проблема исключительно в системе. Это и общество. Сколько административных правонарушений вы совершаете в месяц? Думаю, достаточно. Каждый раз перед переходом я заставляю себя встать на красный — он обязательно долгий, а дорога всегда пустая. Люди мимо проходят, а я стою и осознаю всю тупость ситуации.
У нас уровень правового сознания минимальный. А ведь административка — это тоже статья. Надо, наверное, начинать с себя, ну и оставаться человеком. Из тюрьмы выходят и такие люди, от которых не услышишь мата, которые не подставят тебя и умеют отвечать за свои слова.
Многие бывшие оперативники, оказавшиеся под следствием, стали впоследствии работать в службах собственной безопасности, детективных агентствах и адвокатских бюро. Герои этих материалов — не исключение. Кроме того, вместе с главным редактором «Триумф-Инфо» Андреем Зиминым они запустили YouTube-проект, где рассказывают о работе в силовых структурах, о наркотиках и правонарушениях, с которыми часто сталкиваются россияне.
Беспредел за колючей проволокой задавят рублём
Сотрудников ФСИН от пыток отучит повышение зарплат?
Совет по правам человека при президенте России составит доклад о «системном насилии» внутри ФСИН, в котором среди мер исправления ситуации будет предложено повысить зарплаты сотрудникам исправительных учреждений, а также обеспечить «неотвратимость наказания» для людей, пойманных на пытках.
Как сообщает «Коммерсант», доклад и предложения правозащитников должны быть подготовлены к ежегодной встрече членов СПЧ с президентом России Владимиром Путиным, которая намечена на 9 декабря. Документ, составленный по итогам инспекции российских колоний, представят также новому руководству ФСИН, омбудсмену Татьяне Москальковой и генеральному прокурору Игорю Краснову.
О том, что планируется проверка колоний, по итогам которой будет подготовлен доклад, 10 ноября сообщила член СПЧ Ева Меркачева. По ее словам, в планах совета с 1 по 7 декабря проверить 20 пенитенциарных учреждений. Она также отметила, что для членов совета пообещали не чинить препятствий.
Неужели, увеличение зарплаты сотрудникам ФСИН поможет? Корень пыток исключительно в низких зарплатах?
— Федеральная служба исполнения наказаний, конечно, наследует себе все пороки этой системы: десятилетиями, столетиями все это культивировалась — отношение к заключенным как людям второго сорта, как к какому-то мусору, хотя мы прекрасно понимаем, что есть и невинно осужденные, есть люди которые реально хотят исправиться, но это укорененное отношение к ним как к отбросам, очень сложно выбить из сотрудников системы ФСИН, — считает координатор Левого фронта Сергей Удальцов.
«СП»: — В чем главная проблема?
— Поэтому главное решение здесь кроется, во-первых, в максимальной открытости. Полностью эту систему нельзя сделать открытой, но максимальный общественный контроль нужен, нужна общественная наблюдательная комиссия.
За последнее время оттуда выбили реальных правозащитников, неравнодушных, независимых, остались бывшие сотрудники, полицейские, люди из региональных администраций — системные, которые просто закрывают глаза на нарушения — я сам с этим сталкивался.
Общественная наблюдательная комиссия рука об руку с прокуратурой, с администрацией исправительного учреждения, с областным управлением, так что достучаться, добиться правды очень сложно, особенно если у тебя не громкое дело, и к тебе не приковано внимание общественности.
Если ты проходишь по обычной статье, если у тебя нет мощной поддержки на воле, нет там журналистов знакомых — очень тяжело. Вот поэтому нужен максимальный общественный контроль, включая состав наблюдательной комиссии, независимых правозащитников, представителей различных партий. Меньше туда надо набирать сотрудников этой системы. В каком-то количестве они там могут быть, но нельзя, чтобы эти люди доминировали.
«СП»: — Что еще мешает организовать человеческое содержание заключенных?
— Плохая медицина, люди мучаются, психика подорвана, здоровье разрушается, это тоже агрессия, это слезы. Недофинансирование, нет специалистов, люди там просто становятся инвалидами, особенно, те, кто большие сроки сидит. Нужен штат психологов, социальных работников, чтобы занимались зэками, исправляли, потом адаптировали, снимали стрессовые состояния. Если человек спокойно сидит, понимает, что у него есть перспектива, тогда меньше будет и конфликтных ситуаций.
Люди понимают, что их и так унижают постоянно, поэтому требования со стороны администрации вызывают агрессию, в ответ сотрудники начинают чрезмерно применять силу, а иногда попадаются и садисты.
Таких нужно вычищать из системы.
Повышение зарплаты — это тоже неплохо, но мы за то, что всем гражданам России повышали доходы, в том числе, работникам ФСИН. Да, эта работа не престижная, не уважаемая в обществе, но кто-то ее должен делать, роботы пока не научились.
Рост доходов сотрудников, конечно, где-то будет сдерживать коррупцию, поможет бороться частично, но не полностью. Нужно комплексное решение проблемы.
— Доклад СПЧ приведет в лучшем случае к косметическим изменениям.
«Партия добрых следователей» — то есть, все эти лояльные правозащитники, которым позволено быть правозащитниками при троне — не будет требовать от Путина крови, она попросит мягких изменений системы. Неотвратимость наказания — это художественный свист, повышение зарплаты рядовых фсиновцев — что-то более близкое к реальности. Но там всё настолько плохо, что легче сравнять с землей и отстроить заново, чем что-то реформировать.
Для начала надо сделать ФСИН гражданским ведомством. Продолжая быть силовым ведомством, оно уже не способно кардинально измениться — ждите новых скандалов с изнасилованиями.
«СП»: — ФСИН много раз пытались переделать, но ничего не получается…
— Реальная реформа ФСИН происходит прямо сейчас, незаметная для глаз широкой общественности. Наверняка, лучшие умы ведомства ломают головы над тем, как предотвратить публикацию новых свидетельств преступлений против заключенных. Рабочий процесс насилия будет перестроен и оптимизирован.
«Человек-паук» из Бутырки и компания. Самые дерзкие побеги из российских колоний и СИЗО
Сбежавший киллер
В октябре 1994 года милиционерам удалось задержать в Москве известного киллера Александра Солоника (Александра Македонского), работавшего на Курганскую ОПГ. Преступника поймали случайно во время облавы на Петровско-Разумовском рынке.
После тюремной больницы преступника перевели в одиночную камеру в «Матросской тишине». В ходе следствия он признался в многочисленных убийствах. На счету Солоника, например, были покушения на одного из лидеров Бауманской ОПГ Валерия Длугача и множество других криминальных авторитетов.
Примерно за месяц до побега киллер попросил своего адвоката Валерия Карышева принести ему учебник английского языка и глобус, но у защитника не возникло подозрений. Охранники тоже не могли представить, что кто-то из заключенных сможет сбежать из «Матросской тишины», в истории которой таких случаев ещё не было.
В ночь на 5 июня 1995 года сотрудники СИЗО во время обхода обнаружили, что на посту нет младшего сержанта Сергея Меньшикова. Вскоре выяснилось, что Солоник также пропал из своей камеры — вместо него на нарах под одеялом лежал манекен.
Судьба обоих беглецов сложилась трагически. Вскоре они перебрались в Грецию, но уже в ноябре 1995 года Меньшикова убили его сообщники. По одним данным, ликвидацию не согласовывали с Солоником, который был благодарен надзирателю за освобождение.
По другим, киллер всё-таки дал добро на убийство. Но к тому времени жить ему тоже оставалось недолго: лидер Ореховской ОПГ Сергей Буторин считал, что Солоник слишком много знает, и в начале 1997 года отправил в Грецию группу бандитов для его убийства. 2 февраля тело знаменитого ликвидатора со следами удушения нашли на мусорной свалке в пригороде Афин. Вместе с Солоником убили и его любовницу, финалистку конкурса «Мисс Россия-96» Светлану Котову.
На свободу на вертолёте
Ещё более запоминающимся оказался побег заключенного Алексея Шестакова из ИК-17 в поселке Шексна Вологодской области, совершенный в 2012 году. Закоренелый рецидивист отбывал длительный срок за убийства и ограбление и успел отсидеть половину назначенного времени.
Спустя много лет после приговора бандит решился на побег. Около девяти часов утра 22 марта 2012 года над ИК-17 неожиданно появился вертолёт Ми-2. Из его двери выбросили верёвочную лестницу. Шестаков, которого вместе с другими заключенными вывели на прогулку, зацепился за лесенку, после чего воздушный транспорт вместе с новым пассажиром быстро исчезли. Надзиратели открыли по вертолёту огонь, но помешать побегу не смогли. Позднее очевидцы утверждали, что весь побег удалось провернуть буквально за 20 секунд.
Беглому убийце не удалось уйти далеко — его поймали через несколько часов, когда Шестаков пытался взять в заложники случайного автомобилиста (по другим данным, он хотел скрыться на такси). При задержании бандит начал отстреливаться, и полицейские ранили его ответным огнём. На следующий день были схвачены и его подельники Татьяна Важалина и Александр Русаков, находившиеся в вертолёте. Уже после этого правоохранительным органам удалось полностью восстановить план побега.
За попытку побега преступника сурово наказали: в январе 2013 года суд назначил ему ещё 24 года колонии. Русаков получил 12 лет лишения свободы, Важалина — 11 лет. Бывшего замначальника вологодской колонии Белоликова приговорили к 4 годам.
Свет в конце тоннеля
Утро 5 сентября 2001 года началось тревожно для сотрудников старинной Бутырской тюрьмы, которой тогда как раз исполнилось 240 лет. Один из надзирателей, как обычно, совершал утренний обход отсека смертников (в советские годы там держали приговорённых к расстрелу) и обнаружил, что одна из камер пуста. В углу за парашей виднелся пролом в полу, ведущий в подвал. Исчезли трое зэков, ждавших в Бутырке решения Верховного суда по поводу уже вынесенных им пожизненных приговоров.
30-летний Борис Безотечество оказался в тюрьме за жестокое двойное убийство. Он работал могильщиком в Кузбассе и однажды вломился в дом смотрителя кладбища, зарезав его дочь-подростка и престарелую мать. Как позднее выяснилось, этот преступник и стал инициатором побега. Его сокамерник, 34-летний Анатолий Куликов, был главарём банды в Чувашии. Вместе с подельниками он расправился с уроженцем Дагестана и двумя его малолетними дочерьми — всё для того, чтобы похитить машину жертвы. Третий беглец, 37-летний Владимир Железогло, оказался в тюрьме за разбойное нападение на квартиру коммерсантов в Канске и их убийство. Свою вину он так никогда и не признал. Некоторые правозащитники считали, что он может быть непричастен к преступлению.
Спустя 18 лет после событий в Бутырке Железогло рассказал журналистам, что побег удался почти случайно. Однажды на прогулке зэки нашли во дворе тюрьмы толстую железную проволоку длиной около полутора метров и тайно пронесли её в камеру, чтобы «на всякий случай» изготовить штырь.
После побега правоохранительным органам пришлось просить о помощи московских диггеров, которые помогли восстановить весь путь беглецов. Оказалось, что зэки обнаружили штольню, которая привела их во двор приемника-распределителя для бомжей, примыкающего к дому культуры ГУВД Москвы.
После успешного побега зэки разделились. Железогло и Куликов отправились в Серпуховский район Подмосковья, где поселились в заброшенном доме недалеко от дома двоюродной сестры Куликова.
Через три недели после побега преступников задержали благодаря бдительности местных жителей. Безотечество удалось поймать только в апреле 2003 года, когда он ночью вломился в закусочную «Махаон» в подмосковном Томилино. Задержавшим его милиционерам бандит представился другим именем, и лишь через пару недель результаты дактилоскопической экспертизы показали, что речь идёт о знаменитом беглеце и опасном преступнике.
«Человек-паук» из Бутырки
Ещё один нашумевший побег из Бутырской тюрьмы произошёл 22 марта 2010 года. Из-под стражи сбежал вор-домушник из Белоруссии Виталий Островский, который уже не раз пытался скрыться от правоохранительных органов. На родине за ним числилось по крайней мере 15 краж из дачных домов. Однажды милиционеры застигли его на месте преступления, но подозреваемый ускользнул от них и сел на поезд Брест-Москва. Российских правоохранителей предупредили о скором приезде Островского, и на вокзале его уже ждал наряд. На сей раз уйти не удалось — в декабре 2009 года воришку отправили под стражу.
Следующую попытку побега белорус предпринял всего через пару месяцев, когда его доставили в Тверской суд столицы на слушания по продлению ареста (в это время ещё решался вопрос об экстрадиции обвиняемого). Он выскочил из машины конвоя и бросился к ближайшей станции метро, но далеко не убежал. Беглеца быстро схватили, а результатом его импульсивного поступка стало уголовное дело.
Вскоре Островского перевели в Бутырку и он вновь попытался сбежать, на сей раз успешно. Заключённого поместили в так называемый «кошкин дом» — психиатрическое отделение тюремной больницы — с диагнозом «депрессивная реакция».
В день побега арестанта и его соседа по камере должны были отвести на водные процедуры. По пути туда вор оттолкнул надзирателя и бросился наутёк. Охранник замешкался из-за того, что не мог оставить без надзора второго заключённого. Тем временем Островский уже выскочил во двор СИЗО. Его путь на свободу преграждала стена высотой 4,5 метра с колючей проволокой наверху.
Дальнейшее было больше похоже на сцену из боевиков с Джеки Чаном: беглец с разбега прыгнул на забор и начал быстро карабкаться наверх, цепляясь за еле заметные выступы в стене. Дежуривший на вышке охранник даже не успел его заметить. Надзиратели бросились в погоню слишком поздно — акробат перелез через стену и пропал.
В СМИ об Островском писали самые невероятные подробности — по разным версиям, он был то ли чемпионом Белоруссии по паркуру, то ли просто увлекался альпинизмом. Журналисты соревновались в придумывании звучных прозвищ для беглеца, называя его «Человеком-пауком» и «Форрестом Гампом». Некоторые издания предполагали, что он «установил новый мировой рекорд по прыжкам в высоту». После побега вор, казалось, исчез без следа: о его местонахождении ничего не было известно.
Лишь спустя некоторое время Островского задержали в Финляндии и экстрадировали в Россию. Затем врачи отправили его на принудительное лечение в Смоленскую психиатрическую спецлечебницу и лишь после этого вернули в Бутырку летом 2012 года. Как сложилась дальнейшая судьба знаменитого заключённого, неизвестно.
Фокус с двойником
Гораздо более простой, но столь же дерзкий побег в 2013 году совершил из московского СИЗО №3 «Пресня» гражданин Узбекистана Фаррух Тошматов. За решёткой он оказался за торговлю наркотиками в особо крупном размере, подозреваемому грозило до 20 лет тюрьмы.
В СИЗО Фаррух попал в камеру к своим соотечественникам, среди которых был пойманный на мелкой краже Бунед Тожибаев. 13 апреля Тошматов отмечал в камере своё 27-летие. Как утверждали СМИ, он угостил земляков вкусной едой с воли, и те прониклись расположением к сокамернику. В результате родился план по его вызволению. Заключённые решили поменяться личностями: Тошматов должен был выдать себя за Тожибаева, когда того повезут в суд. Заседание было назначено на 15 апреля.
План сработал идеально. «При выводе из камеры Тошматов представился сотрудникам следственного изолятора Тожибаевым и назвал его анкетные данные. Мужчины очень похожи внешне и практически не владеют русским языком, в связи с чем подмену заметили не сразу», — объясняли потом представители ФСИН. Не заметила подмены и судья Елена Уткина, которая рассматривала дело Тожибаева. В результате преступника приговорили к наказанию, не связанному с лишением свободы, и освободили в зале суда.
Подмену обнаружили только при вечерней проверке в СИЗО №3. При этом доказать причастность настоящего Тожибаева к организации побега Тошматова так и не удалось. Гражданин Узбекистана заявил, что спал и даже не подозревал о планах беглеца. Его тоже пришлось освободить в соответствии с тем же решением судьи Уткиной.
Один из бывших сотрудников СИЗО №3 позднее объяснил «Газете.ру», что побег Тошматова стал возможен из-за недостатка людей в московском управлении ФСИН. По словам собеседника издания, на момент инцидента в «Пресне» на смене работало в два раза меньше персонала, чем положено по приказу. «При такой нагрузке несложно перепутать осужденных», — заключил экс-сотрудник изолятора. По другой версии, заключённый смог сбежать из-за сбоя в работе электронной системы распознавания лиц, установленной на входе в СИЗО.
Поймать Тошматова до сих пор не удалось. Ориентировку на преступника, опубликованную сразу после его побега, и сейчас можно найти на сайте ФСИН.