за что разин утопил княжну
Загадки известной песни: Действительно ли Стенька Разин утопил персидскую княжну
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Случай, описанный в песне, должен был происходить в 1669 году. В бою у Свиного острова (возможно, недалеко от современного Баку) Стенька Разин разгромил персидский флот и взял богатую военную добычу. Среди прочих пленников ему, якобы, попали в руки сын и дочь персидского главнокомандующего Мамед-хана. Подробности 350-летней давности нам известны благодаря иностранному путешественнику. Голландец Ян Стрейс, совершавший в это время поездку по России и лично встречавшийся с предводителем вольных казаков, так описал это происшествие в своей книге «Три путешествия»:
«При нём была персидская княжна, которую он похитил вместе с её братом. Он подарил юношу господину Прозоровскому, а княжну принудил стать своей любовницей. Придя в неистовство и запьянев, он совершил следующую необдуманную жестокость и, обратившись к Волге, сказал: «Ты прекрасна, река, от тебя получил я так много золота, серебра и драгоценностей, ты отец и мать моей чести, славы, и тьфу на меня за то, что я до сих пор не принес ничего в жертву тебе. Ну хорошо, я не хочу быть более неблагодарным!» Вслед за тем схватил он несчастную княжну одной рукой за шею, другой за ноги и бросил в реку. На ней были одежды, затканные золотом и серебром, и она была убрана жемчугом, алмазами и другими драгоценными камнями, как королева. Она была весьма красивой и приветливой девушкой, нравилась ему и во всем пришлась ему по нраву. Она тоже полюбила его из страха перед его жестокостью и чтобы забыть своё горе, а все-таки должна была погибнуть таким ужасным и неслыханным образом от этого бешеного зверя.»
Кстати, это свидетельство не единственное. Второе принадлежит Людвигу Фабрициусу, тоже голландцу, служившему офицером в русской армии и попавшему в плен к разинцам. Оно, однако, очень расходится с первым в деталях: в «Записках» Фабрициуса атаман топил «красивую и знатную татарскую деву» не в Волге, а в Яике, причем до этого он «делил с ней ложе» уже целый год, и бедняжка даже, якобы, уже имела ребенка: «Был у вора сын от этой женщины, его он отослал в Астрахань к митрополиту с просьбой воспитать мальчика в христианской вере и послал при этом 1000 рублей».
Именно эти расхождения двух источников и вызывают у историков сомнения в их достоверности. Вполне возможно, что оба иностранца просто пересказывали услышанные от казаков легенды и добавили их в свои книги ради «красного словца», желая подчеркнуть дикость нравов российской глубинки. Сохранившиеся исторические документы, которые могли бы пролить свет на эту историю, также ни о какой знатной пленнице не упоминают. Вот существование ее брата не вызывает у историков сомнения – известно, что сына персидского военачальника, Шебалду, затем передали русским властям. В том же году он написал прошение о возвращении на родину, в котором, однако, ни о какой сестре не упоминает. Да и вообще, присутствие на военном персидском судне женщины кажется историкам маловероятным. Так что, скорее всего, эта история – всего лишь красивая и печальная легенда.
У стихотворения Садовникова «Из-за острова на стрежень», написанного на несколько десятилетий позже, судьба оказалась гораздо более счастливой. Положенное на музыку неизвестного автора, оно стало действительно «народным» произведением. Произошло это во многом благодаря одному популярному исполнителю, певшему под псевдонимом Скиталец:
«Пел он также у нас впервые песню о Степане Разине и о персидской княжне, которую поют теперь всюду, во всех углах и закоулках страны. Скиталец её популяризировал на своих гуслях; с его лёгкой руки она и полетела, по крайней мере по Москве, а из Москвы — далее» (Н. Д. Телешов – поэт, писатель, организатор известного литературного кружка «Среда»)
Полная опасностей жизнь в военном походе, конечно, не позволяла казакам заводить полноценные семьи. Однако со временем их нравы немного смягчились, и многие начали обзаводиться семьями. Читайте дальше в обзоре Кого брали в жены вольные казаки, от которых пошёл сильный и самобытный народ
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Степан Разин и «княжна»
В статье «Персидский поход Степана Разина» мы уже упоминали загадочную девушку, которая почему-то была утоплена знаменитым атаманом. По наиболее распространённой версии, она была персидской княжной, дочерью Мамед-хана (Магмеди Ханбека), командовавшего флотом шаха. Якобы она была захвачена в плен во время морского сражения у Свиного острова вместе со своим братом Шабын-Дебеем.
Сторонниками этой версии были такие авторитетные историки, как Н. И. Костомаров и В. М. Соловьев.
Проблема заключается в том, что девушка это, скорее всего, вполне реальна, но вот персиянкой и тем более княжной она была вряд ли. Народные песни и сказания помнят о ней, но ни персиянкой, ни тем более княжной не называют. Чаще всего в них она – сестра одного из есаулов Степана Разина:
Разину предсказание не понравилось, и последнюю часть пророчества этой незваной «Кассандры» он решил воплотить в жизнь немедленно: «матушке Волге пожертвовал». С полного одобрения и рассказчика, и всех прочих персонажей этой песни: «Вот каков был удалой атаман Стенька Разин, по прозванью Тимофеевич!»
Но есть и два серьёзных, признанных всеми исследователями источника, которые также рассказывают об этой пленнице Разина – книги, написанные голландцами на русской службе и изданные за рубежом.
Ян Янсен Стрёйс и три его «Путешествия»
Знатное персидское происхождение этой девице приписал голландский парусный мастер Ян Янсен Стрёйс, служивший на первом русском корабле европейского типа «Орёл». При чтении его биографии невольно вспоминаются строки Сергея Есенина (из поэмы «Чёрный человек»):
В 1647 году в возрасте 17 лет он сбежал из дома, завербовался на генуэзский торговый корабль «Святой Иоанн Креститель» и за 4 года успел сплавать на нём в Африку, в Сиам, Японию, на Суматру и на Формозу. В составе Венецианского флота в 1655 году принял участие в войне с османами, попал в плен, в котором провёл два года. В 1668 году поступил на русскую службу. На корабле «Орёл» он добрался до Астрахани, где, с его слов, встречался с атаманом Разиным, вернувшимся в 1669 году из похода на Каспий: разинцы тогда на протяжении 6 недель распродавали свою добычу на рынках этого города.
После того как в 1670 году этот корабль был захвачен разинскими казаками, бежал на шлюпке по Каспийскому морю, но попал из огня да в полымя – оказался в плену у дагестанских горцев, которые решили продать его в Шемахе. Здесь с помощью другого «русского голландца», офицера Людвига Фабрициуса, его удалось выкупить польскому посланнику. По пути домой снова попал в плен – на этот раз к англичанам, домой вернулся лишь в октябре 1673 года. В июле 1675 года он вновь отправился в Россию – конюхом в свите чрезвычайного посла Генеральных штатов Голландии и принца Оранского Кунраада фан-Кленка. Здесь он просил о выплате ему полагавшегося жалованья, результат этого обращения к российским чиновникам неизвестен. В сентябре следующего года Стрёйс через Архангельск вернулся в Голландию, тогда же в Амстердаме была впервые издана его книга «Три путешествия», с отрывками из которой вы могли познакомиться в первой статье.
Помимо прочего, в ней рассказывается о «персидской княжне» и её казни:
Людвиг Фабрициус и его версия
Людвиг Фабрициус, другой голландец на русской службе, автор «Записок», также цитировавшихся в первой статье, прибыл в Астрахань на год раньше Стрёйса. В июне 1670 года под Черным Яром он вместе с отчимом попал в плен к Степану Разину и находился в его отряде до осени. Полагают, что именно Фабрициус во время осады Астрахани написал на немецком языке письмо командовавшему иностранными солдатами капитану Бутлеру, в котором призывал его «не оказывать со своими людьми никакого сопротивления». После захвата Астрахани, он, видимо, окончательно перешёл на службу к Разину: свободно ходил по городу, при этом обрил голову, отрастил бороду, надел казацкое платье. Сам Фабрициус иронично указал в своих записках, что «стал мало походить на христианина». Он лично обратился к Разину с просьбой помиловать пойманного при попытке побега Бутлера. Сам Фабрициус так описывает разговор с атаманом:
И Фабрициус выкупил Бутлера у казаков, отдав за него свою долю «дувана».
Да, голландского офицера после захвата Астрахани при дележе добычи также не обделили. Сам он так пишет об этом: «…было приказано, чтобы все явились под угрозой смерти получить свою долю». И митрополит города в том числе.
Что тут скажешь? Прямо как в казачьей песне: «С нашим атаманом не приходится тужить». Суров батька, да справедлив.
Однако с проявившим такое благородство вождём восставших сам Фабрициус поступил не вполне честно: под его поручительство в Персию за лекарствами был отпущен лекарь Термунд, с которым под видом слуги и уехал потом Бутлер. Но доверия голландец, по-видимому, не утратил, потому что осенью 1670 года Фёдор Шелудяк (помощник оставленного в Астрахани городовым атаманом Василия Уса) отпустил его для закупки продовольствия в Терки, откуда Фабрициус и сбежал. В 1672 году он вернулся из Ирана в Астрахань и служил в российской армии до 1678 года.
Людвиг Фабрициус рассказывает историю таинственной «княжны» по-другому. Он утверждает, что, ещё до начала Персидского похода – во время зимовки Разина в Яицком каменном городке, казаками была захвачена в плен очень красивая татарская девушка, которую атаман взял к себе и, похоже, всерьёз увлёкся ей: почти не расставался и всюду возил с собой. А вот что было дальше:
1000 рублей – сумма в то время просто фантастическая, некоторые даже полагают, что издатель книги допустил опечатку, приписав лишний нолик. Но даже и 100 рублей – это очень и очень серьёзно. Разин и свою несчастную подругу, и её сына, видимо, действительно очень любил.
Пошлая мелодрама или высокая трагедия?
Таким образом, оба голландца утверждают, что молодая и красивая пленница Разина была утоплена им, но дают разные версии её происхождения и говорят о разных мотивах атамана.
В рассказе Стрёйса Разин выглядит заурядным главарём бандитской шайки, который убивает невинную девушку чисто по пьянке – «не умел пить» человек, что поделаешь («приходил в подобное исступление только после пиров»). Банальная «бытовуха». Это сюжет для пошлого «блатного романса» (произведения этого жанра сейчас называются «русским шансоном») и не менее пошлых «трактирных» картинок вроде той, что вы увидите ниже – не более.
В таком же разухабисто-клюквенном стиле была снята и первая российская художественная «фильма» «Понизовая вольница» («Стенька Разин») – по «былине» некоего В. Гончарова, который, в свою очередь, «вдохновлялся» городским романсом Д. Садовникова «Из-за острова на стрежень» (Иван Бунин называл его «пошлой разгульной песней»). Сюжет фильма следующий: Стенька Разин со своими казаками отступает от преследующих его стрельцов с Волги на Дон, но из-за прекрасной персиянки всё время останавливается для пьяных гулянок. Недовольные есаулы подсовывают подвыпившему атаману поддельное письмо, из которого следует, что «княжна» изменяет ему с каким-то «принцем Хассаном» и Степан в порыве ревности топит «изменщицу» в Волге. В общем, китч совершенно адский, по-другому не скажешь.
Н. Д. Анощенко, авиатор, командир 5-го армейского воздухоплавательного отряда Северного фронта I Мировой войны и помощник начальника Полевого управления авиации и воздухоплавания с 1920 года, позже ставший известным кинематографистом (его «кинопроектор с непрерывным движением пленки» в 1929 г. получил патент в США) вспоминал:
Возвращаясь к романсу «Из-за острова на стрежень», следует сказать, что по-настоящему народной песней он так и не стал. Я ещё очень хорошо помню настоящие русские свадьбы, на которых мне удалось побывать в детстве и в подростковом возрасте в 60-х – 70-х годах прошедшего XX века – с гармошкой и песнями разрумянившихся бабушек. Что же они тогда пели? В их репертуаре были некрасовская «Коробочка» и «Хасбулат удалой» Аммосова. «Ой, мороз, мороз», «Цыганочка», «Вот кто-то с горочки спустился», «На горе колхоз, под горой совхоз», «Девочка Надя» в разных вариациях. «Калинка» – не тягомотная, под которую танцевали Роднина и Зайцев, а веселая и заводная: «Ой, вставала я ранешенько, умывалась я белёшенько». Даже украинская «Ти ж мене підманула». И некоторые другие песни. Наверное, это покажется смешным, но у меня стойкое ощущение, что, лишь услышав этих бабушек, и эти песни (многие из которых, вероятно, современная молодёжь даже и не слышала) я «идентифицировал» себя, впервые в жизни почувствовав именно русским. Но я ни разу не слышал, чтобы они пели «Из-за острова на стрежень»: народ не принял этой трактовки образа любимого атамана.
Кстати, в некоторых народных песнях и «сказах» Разин и вовсе полностью обеляется: брошенная им в воду «вещая дева Соломонида» становится владычицей подводного царства и потом всячески помогает ему.
А вот в рассказе Людвига Фабрициуса Степан Разин – это уже герой высокой трагедии, ради общего дела жертвующий самым ценным, что у него было на тот момент.
Марина Цветаева уловила это настроение в своих стихах:
При этом книга Стрёйса, по которой можно было бы написать лихо закрученный авантюрный роман, вышла раньше, имела большой успех, и Людвиг Фабрициус, хорошо знакомый со Стрёйсом, не мог не знать о ней, но он сознательно опровергает версию соотечественника, хотя, казалось бы, зачем? Какая ему разница?
Кому же из этих голландцев стоит поверить?
Критический анализ
Прежде всего следует сказать, что захват разинцами «персидской княжны» во время морского сражения нигде и ничем не подтверждается. А вот факт пленения казаками сына Мамед-хана Шабын-Дебея – наоборот, сомнения ни у кого не вызывает. Он был привезён в Астрахань и передан там российским властям. Известно его прошение о возвращении на родину, в котором он ничего не говорит о своей мифической сестре.
Посол Персии в России в 1673 г. требует возмещения ущерба, который нанесли его страны «пираты» Разина. В его послании также говорится о сыне Мамед-хана, но ничего – о дочери адмирала.
Секретарь шведского посольства в Персии Энгельберт Кемпфер, который посетил эту страну в 1684-1685 гг., рассказывает в своих записках о сражении у Свиного острова в 1669 году. Он утверждает, что в плен попал сам Магмеди Ханбек (Мамед-хан), видимо, путая его с сыном, и называет по именам ещё 5 человек, увезённых казаками – среди них только мужчины, ни одной женщины.
Да и странно было бы персидскому адмиралу, прекрасно понимавшему, против каких жестоких и страшных противников ему предстоит сражаться, брать на свой корабль юную дочь.
Но, может быть, «княжна» была взята в плен на суше? Подходящим городом в этом случае был бы Фаррахабад, захваченный столь внезапно, что скрыться от казаков никому не удалось. Это предположение опровергается Жаном Шарденом – французским путешественником XVII века, который долго жил в Персии и оставил записки о разграблении разинцами Фаррахабада. И такое громкое и скандальное происшествие, как захват дочери высокопоставленного вельможи, конечно, не могло бы остаться незамеченным, но француз о нём ничего не знает.
Наконец, надо помнить, что у казаков было принято делить любую добычу, в том числе и пленников, лишь после возвращения из похода (в этом они были солидарны с корсарами и приватирами Карибского моря). Присвоение неразделенной добычи считалось серьёзным преступлением, «воровством», за которое без лишних разговоров могли «посадить в воду» (об этой казни было рассказано в предыдущей статье). И обязанностью атамана было следить за строжайшим исполнением этого обычая, ни о каком «злоупотреблении служебным положении» и речи идти не могло: свой авторитет «батьки» зарабатывали годами, если не десятилетиями, и рисковать им из-за какой-то смазливой девчонки – совсем не вариант. Разин, конечно, мог бы предъявить на неё права уже в Астрахани – в счёт своей доли добычи, и казаки, безусловно, уважили бы его. Но там всех знатных пленников у Разина отобрал воевода Прозоровский, в том числе и предполагаемого брата «княжны» – Шабын-Дебея. И уж, конечно, он не оставил бы ему дочь персидского хана, а спрятать её на стругах было просто негде.
Мало кто знает, что в середине прошлого века данная история заинтересовала министра иностранных дел СССР А. А. Громыко. Андрей Андреевич всегда очень тщательно готовился к переговорам с зарубежными партнёрами (и в прямом значении этого слова, и в его нынешнем переносном). И накануне важной встречи с представителями Ирана он поручил своим референтам проверить, не могут ли помешать конструктивному диалогу какие-то исторические обстоятельства. В том числе было проведено исследование обстоятельств Персидского похода Степана Разина. Вывод экспертов был однозначным: «в зоне ответственности» знаменитого атамана никаких знатных персиянок не пропадало.
Поэтому версия Людвига Фабрициуса выглядит более предпочтительной. Тем более что многие современные исследователи считают сочинение Стрёйса в большей степени литературным произведением, нежели мемуарами, указывая, что многие фактические данные о России и Персии тех лет, вероятно, взяты им из книги Адама Олеария «Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию», изданной в Шлезвиге в 1656 году. Фабрициус же в своих «Записках» строго следует жанру мемуаров, немногословно описывая только те события, непосредственным участником которых он являлся. И если Людвиг Фабрициус, который, напомним, на протяжении нескольких месяцев находился в армии Разина, мог знать обстоятельства гибели таинственной «княжны» из первых уст, то Ян Стрёйс, который видел атамана несколько раз, но вряд был лично знаком с ним, скорее всего, пересказывал какие-то слухи.
Призрак атамана
Степан Разин бросает в Волгу персидскую княжну. Гравюра из Голландской книги XVII века 
Степан Разин (1630-1671 гг.)
Царь Алексей Михайлович
Дмитрий Садовников, русский фольклорист и этнограф Поволжья и Сибири 
Николай Костомаров, русский историк и писатель
Повстанцы Разина в Астрахани. Голландская гравюра 1681 г.
Почему на самом деле Стенька Разин утопил персидскую княжну?
Шипит под граммофонной иглой старинная пластинка (коллекционеры о таких помехах говорят: «с песочком»), пощёлкивает на царапинах (говорят: «постреливает»). И вот раздаётся могучий бас Шаляпина:
Из-за острова на стяжень,
На простор речной волны
Выплывают расписные
Острогрудые челны…
Шаляпин, настоящий волжанин, пел не «стрежень» (стремнина), а «стяжень» – так говорили во времена его молодости на Волге.
В 1908 году записала эту песню на пластинку в студии фирмы «Патэ» знаменитая исполнительница народных песен Надежда Плевицкая. Впоследствии многие прекрасные исполнители обращались к этой песне, не только в России, но и за рубежом. В Германии издавна бытовал вариант на немецком языке, а в 1942 году немецкие солдаты, выйдя к Волге под Сталинградом, запели: «Wolga, Wolga, Mutter Wolga…» Эпично, в сопровождении мощного хора, исполнял эту песню Шарль Азнавур. И все они – от Шаляпина до Юрия Гуляева – словно восхищались сомнительным подвигом буйного атамана.
И только в лиричном исполнении Анны Герман эта история предстаёт перед нами словно увиденная глазами несчастной жертвы – безымянной восточной княжны…
Именно это полулегендарное событие стало национальным мифом. Немногие исторические сюжеты сравнятся с ним по популярности. В России прибавят ещё, пожалуй, подвиг Ивана Сусанина. За границей скорее всего вспомнят литературный сюжет – убийство старухи-процентщицы Родионом Раскольниковым (топором! – это особенно потрясает воображение иностранца).
Да полно, не выдумки ли это? И что произошло на самом деле там, на Волге под Астраханью, триста сорок с лишним лет назад?
И за борт её бросает!
В лагере разинцев под Астраханью шло веселье. Горожане ходили туда группами – поодиночке было боязно – смотреть, как гуляют казаки. Иные астраханцы думали: «Эх, мать честная! Так бы хоть недельку пожить. »
Иногда Стенька Разин выходил «в народ» и всегда раздаривал деньги, швырял пригоршнями в толпу. Его благословляли, величали «батюшкой», как большого вельможу.
Время от времени он устраивал торжественные выезды, но не в возке, как царские вельможи, а на стругах. Его атаманский струг был ярко изукрашен и устлан персидскими коврами. Перед ним сидели его есаулы и старшина, одетые в бархатные кафтаны, опоясанные шёлковыми кушаками. А по правую руку Степан теперь усаживал красавицу-персиянку. Прежде он скрывал свою полонянку и тешился ею тайно. Но в эти дни атаман, как и другие казаки, много пил, делался упрям и заносчив. Кто посмеет ему перечить, если сам царь ему дружбу предлагает?
Вся Астрахань сбегалась посмотреть на эти красочные выезды. Одни махали шапками, другие кланялись Разину, как государю.
Наконец, Разин и Прозоровский сговорились: казаки оставят себе лишь несколько стругов и малое число пушек для обороны во время пути степью на Дон, но обязуются прислать их потом в Царицын. С остальными требованиями Разин согласился.
Атаман был доволен. Путь вверх по Волге был открыт, а там… Разин и не думал выполнять обещания. Ему не впервой было нарушать клятвы и договоры, даже креплённые крёстным целованием.
Напоследок струги вышли покрасоваться перед астраханцами. Были в толпе на берегу и иностранцы. Голландец, парусных дел мастер Ян Янсен Стрейс несколько раз пытался попасть в лагерь казаков, посмотреть на Разина. Но его не пускали, говорили, смеясь: «Степан Тимофеич нынче пьяны, приходи вдругорядь». Теперь Ян во все глаза следил за происходящим.
Гребцы запели, ударили вёсла по воде, атаманский струг выруливал на стрежень.
У нас-то было, братцы, на тихом Дону,
Породился удал добрый молодец,
По имени Стенька Разин Тимофеевич.
В казацкий круг Степанушка не хаживал,
Ходил-гулял Степанушка во царёв кабак…
Атаману поднесли чашу вина, он высоко поднял её, показывая людям на берегу, что пьёт за их здоровье.
«Любо! Любо!» – закричали в ответ.
Однако скоро певцы умолкли: запыхались грести против течения. Стали слышны громкие голоса на струге. Есаулы что-то горячо говорили Разину, указывая на персиянку. Она сжалась в комок. Атаман вскочил, покачнулся на пьяных ногах, рыкнул в ответ, схватившись за саблю. Есаулы не унимались. Разин посмотрел на берег, словно ища поддержки. Все замерли. Вёсла повисли над водой. Казалось, сама Волга замедлила свой бег, и струг застыл на месте.
Разин вдруг сгрёб персиянку, как медведь, и бросил в воду. Она вскрикнула пронзительно: «Алла!»
«А-ах!» – отозвалось на берегу.
Тяжёлая одежда персиянки распласталась по воде, быстро намокла и мигом утянула её в пучину.
Атаман рухнул на лавку и махнул рукой. Гребцы поняли это как сигнал, ударили вёслами по воде, струг поплыл дальше.
Астраханцы на берегу толковали так и сяк. Одни осуждали: «Жаль княжну, хоть и нехристь, а всё ж живая душа».
«Упился атаман, совсем разум помутился», – замечали другие.
Бабы шептались: «Говорят, дитё у них народилось. Стенька его кому-то на воспитание оставил, тайно, чтоб враги не сыскали».
Мужики смеялись: «Да когда ж они успели дитё сотворить?»
«Дык он её давно полонил, за собой повсюду таскал, – стояли на своём бабы. – А ещё говорят, молодой есаул к ней подкатывался, вот атаман и приревновал…»
Но большинство хвалило удалого атамана: «Он казацкого братства ради ничего не пожалеет, буйну голову отдаст!»
А старики судили по-своему: «Это он Волгу отблагодарил, вон сколько богатства она ему принесла…»
Струги Разина развернулись и пошли обратно, по течению, к казацкому лагерю. Гребцы сушили весла и пели:
Поедем мы, братцы, на синее море гулять,
Разобьём, братцы, бусурманские корабли –
Возьмём мы казны сколько надобно.
Атаман сидел на скамье, устланной персидским ковром, красиво избоченясь. Он уже позабыл об утопленнице. В голове прояснилось, он думал о новом походе, который потрясёт всю Россию.
За зипунами
Степан Тимофеевич Разин родился около 1630 года в станице Зимовейская (позднее там же родился Емельян Пугачев). С юности Стенька был смелым и находчивым казаком; в тридцать лет он уже выборный атаман в походах донцов против Крымского ханства и Османской империи.
В то же время Стенька всегда отличался гордым, непокорным нравом, не терпел над собой начальства. Особенно озлился после казни старшего брата Ивана. Дело было так: в 1665 году полк донских казаков в составе русского войска сражался под Киевом против поляков. Наступила осень. Холод, голод и распутица донимали казаков. Они просили воеводу князя Долгорукова отпустить их до весны по домам. Воевода отказал. Тогда казаки самовольно ушли на Дон, а заводилами были как раз Ивашка и Стенька Разины. Стрельцы перехватили смутьянов уже в донских землях и привезли обратно. Ивана повесили на глазах у брата…
Через два года Стенька Разин пришёл к войсковому атаману Корниле Яковлеву, своему крёстному. Стал проситься в поход «за зипунами»: пообносились, мол, совсем казаки.
«За зипунами» – так издавна назывались набеги казаков на Крым, Турцию и персидские владения. Москва одобряла набеги на крымские улусы и турецкие города, тем более что казаки освобождали из рабства и плена русских и малороссов. Но с персидским шахом Аббасом у царя был мир. Поэтому войсковой атаман строго-настрого запретил крестнику мутить казаков и идти в Персию.
Но удержать Степана никто не мог. Разве что силой, а это не годилось: многие казаки уважали Разина, особенно любили его в верховых городках и станицах. Там оседали вновь прибывшие и беглые люди. В низовья Дона их не пускали давно обосновавшиеся там казаки. Со временем донцы словно надвое раскололись: низовые верно служили царю и получали жалованье, а верховых, «голутвенных» (то есть голых), легко было подбить на любое беззаконие.
Пока поднимался Разин в струге вверх по Дону, войско его прирастало и казаками, и беглыми, и ярыжками кабацкими: все хотели казаковать под рукою молодого атамана. Уже на Дону разинцы пощипали купцов, целовальников и своих же – зажиточных казаков. (Это только в фантазиях недобросовестных историков и наивных писателей Разин был русским Робин Гудом: грабил, мол, богатых, бедных не трогал и часто одаривал. Верно, что не трогал бедных, так это оттого, что с них взять было нечего. Но если даже и бедный, а служивый человек – стрелец, приказный или торговый, – то, бывало, и плетью, и калёным железом, и саблей жаловал.)
В излучине Дона, где он ближе всего подступает к Волге, разинцы вытащили струги на берег и поставили на катки, двинулись волоком. Когда Разин объявился на Волге близ Царицына, под его началом было уже около двух тысяч сабель. Местные воеводы посылали отряды стрельцов, но разинцы легко отбивались.
Троянский конь у яицких ворот
На Волге начался пиратский поход Стеньки Разина. Да, его речной и морской разбой не отличался, а в чём-то и превосходил подвиги такого знаменитого пиратского капитана, как Генри Морган. Ведь пираты тоже не только сражались в море и брали суда на абордаж. Они штурмовали порты и захватывали города, высаживали десанты на берег и устраивали засады на торговых путях.
Разин начал с того, что разграбил большой караван русских торговых судов, следовавших в Астрахань. Кроме купеческих стругов, в караване шло судно патриарха московского (церковь и тогда вела торговлю) и струг самого государя. Стрельцы сдались без боя, струги вошли в состав флотилии атамана пиратов. Торговых людей разинцы перебили, некоторых пытали калёным железом. Досталось даже попам. Были освобождены колодники, которых везли в ссылку; они и несколько десятков гребцов присоединились к атаманову войску.
Попытался Разин взять приступом города Царицын и Чёрный Яр – не вышло, там уже подготовились к обороне. И Стенька пошёл вниз по Волге, минуя Астрахань, по протокам к Каспийскому морю. Из Каспия он вошёл в Яик (река Урал), поднялся до Яицкого городка – столицы яицкого казачества. Разин взял город хитростью, а вернее – коварством. Атаман с несколькими казаками попросил впустить их в город богу помолиться. Их впустили. Стенька со своими казаками выхватили спрятанные кинжалы, перебили охрану и удерживали распахнутые ворота до подхода основных сил. В это же время «пятая колонна» в городе, те же голутвенные, напирали на стрельцов с тыла. Уже после взятия города разинцы порубили сто семьдесят стрельцов. Воеводе Яцыну отрубили голову.
Некоторое время Стенька Разин сидел царьком в Яицком городке. Его войско умножилось. Отсюда атаман совершал набеги на купцов и промышленников в дельте Волги и на калмыцкие улусы.
Но вот разведчики донесли атаману, что калмыки объединились против Разина, да и царское войско следует ждать вскорости. Весной 1668 года струги Степана Разина снова вышли в Каспийское море и двинулись на юг, к шахским владениям.
Круги по воде
Откуда всё-таки пришло первое известие о гибели княжны? Очевидец этих событий, голландец Ян Янсен Стрейс в своей книге «Три путешествия», изданной семь лет спустя, рассказал: «…Разин пребывал на судне с тем, чтобы повеселиться, пил, бражничал и неистовствовал со своими старшинами. При нём была персидская княжна… Придя в неистовство и запьянев, он совершил следующую необдуманную жестокость и, обратившись к Волге, сказал: «Ты прекрасна, река, от тебя получил я так много золота, серебра и драгоценностей, ты – отец и мать моей чести, славы, и тьфу на меня за то, что я до сих пор не принёс ничего в жертву тебе. Ну, хорошо, я не хочу быть более неблагодарным!» Вслед за тем схватил он несчастную княжну одной рукой за шею, другой за ноги и бросил в реку. На ней были одежды, затканные золотом и серебром, и она была убрана жемчугом, алмазами и другими драгоценными камнями, как королева. Она была весьма красивой и приветливой девушкой, нравилась ему и во всём пришлась ему по нраву. Она тоже полюбила его из страха перед его жестокостью и чтобы забыть своё горе, а всё-таки должна была погибнуть таким ужасным и неслыханным образом от этого бешеного зверя».
Нет оснований не доверять этому свидетельству, тем более что его в целом подтверждает другой иностранец, Людвиг Фабрициус. Правда, вызывает сомнение монолог Разина: вряд ли на берегу слышали, что говорил Разин на середине реки.
Появление Разина и разинцев в Астрахани в августе 1669 года и в особенности его расправа над княжной произвели такое сильное впечатление, что, казалось, явись сюда сам царь-государь, он не так поразил бы горожан роскошью, силой, милостью и жестокостью одновременно. Отсюда, как круги по воде после утопления княжны, разнеслась слава о Стеньке Разине – великом и ужасном. Песни и легенды о нём слагались на протяжении двух столетий.
Рассказывали, что был у него ковер-самолёт, добытый в Персии, и на этом ковре-самолёте он мог улететь куда угодно.
Передавали, будто поймали его однажды царёвы люди, посадили в темницу, а он нарисовал углем на стене реку и лодку, и появились настоящие река и лодка – вскочил он в ту лодку и уплыл.
В другой раз посадили его в железную клетку, он спросил воды напиться. Подали ему ковш с водой. Он окатился той водою – и очутился в Волге-матушке.
Ну, а преданиям о кладах Стеньки Разина несть числа, они и теперь тревожат воображение наивных кладоискателей. Легенда об утёсе Стеньки Разина – это целый куст фантастических историй: будто бы здесь не только зарыт клад, но и обитает призрак самого атамана; здесь же, в тайной пещере, была гробница Марины Мнишек, неизвестно каким образом «породнившейся» со Стенькой Разиным.
В XIX веке к образу Стеньки Разина обратились профессиональные литераторы, и первым был, конечно, Пушкин. Во время ссылки в Михайловском он слышал и записывал много народных песен, в том числе о Стеньке Разине и его мифическом сыне. Пушкин считал Разина «единственным поэтическим лицом в русской истории». Три его стихотворения цикла «Песни о Степане Разине» основаны не на исторических сведениях, а навеяны фольклорным образом лихого атамана. Поэтому Пушкин избрал форму и стилистику народной исторической песни.
Как по Волге-реке, по широкой
Выплывала востроносая лодка.
Как на лодке гребцы удалые,
Казаки, ребята молодые.
На корме сидит сам хозяин,
Сам хозяин, грозен Стенька Разин.
Перед ним красная девица,
Полоненная персидская царевна.
Не глядит Стенька на царевну,
А глядит на матушку на Волгу.
Согласно пушкинской трактовке сюжета, утопление княжны (персидской царевны) было актом жертвоприношения Волге за дарованные ему богатство и славу.
«Песни о Степане Разине» не были напечатаны при жизни поэта. Николай I, к которому Пушкин обратился за разрешением, передал вежливый, но отказ: «…при всём поэтическом своем достоинстве, по содержанию своему не приличны к напечатанию. Сверх того, церковь проклинает Разина, равно как и Пугачёва».
Любовь и ненависть
Но автором национального мифа стал Дмитрий Николаевич Садовников, педагог, фольклорист, этнограф и поэт. Он родился и учился в Симбирске, там же преподавал потом в гимназии. Родная Волга, фольклор волжан интересовали его как исследователя. В 1870-х – начале 1880-х годов Садовников опубликовал несколько книг песен, легенд, преданий и загадок, собранных в Поволжье. Народные песни и легенды о Стеньке Разине вдохновили его на сочинение собственных стихотворений об этом герое. Самым удачным оказалось «Из-за острова на стрежень», изображающее драматическую сцену гибели княжны. Оно было напечатано в «Волжском вестнике» в 1883 году под названием «Жертва Волге». Садовников, как и Пушкин, следовал народным традициям, но его стилистика напоминает не историческую песню, а, скорее, популярную в те годы балладу, с чётким ритмом и крепкими рифмами. Поэтому в народе запели именно «Из-за острова на стрежень», конечно, сократив и слегка изменив авторский текст. Вот две строфы, которые редко исполняют в застолье да и со сцены.
Гневно кровью налилися
Атамановы глаза,
Брови черные нависли,
Собирается гроза…
«…Чтобы не было зазорно
Перед вольными людьми,
Перед вольною рекою, –
На, кормилица… возьми!»
Мощным взмахом поднимает
Полонённую княжну
И, не глядя, прочь кидает
В набежавшую волну…
***
…Минули десять дней, которые потрясли Астрахань. Струги Разина уплывали вверх по Волге.
Разин пришёл в Астрахань удачливым разбойным атаманом, а уходил вождем российского охвата. Он уверился, или убедил сам себя, что царь считается с ним, что князья-воеводы его боятся.
Он знал теперь, что сможет поднять казаков и голутвенных по всей стране. Не две, а двести тысяч! Кормить-поить их не надо, они будут сыты добычей, взятой саблею в поместьях и городах. Они будут воевать и богатеть одновременно. Он, Степан Разин, установит повсюду казацкое правление. А сам станет первым Атаманом Всея Руси!
Он поведёт своё войско на Москву не «за зипунами» – за шапкой Мономаха… Не по Стеньке оказалась шапка.